– Спасибо за заботу о Сатурне!
И тут Ваня впервые улыбнулся:
– Вы что? Это не забота, это дружба. Да, Сатурн? Мы с ним друганы.
– Дружба – это прекрасно, – последовал ответ.
А потом они спешно пошли в прихожую, исчезнувшее было замешательство вернулось. И вся нелепость ситуации тоже. Ваня стоял, на ощупь пытался всунуть ногу в кроссовку, ничего не получалось.
– Вам подать ложечку?
– А? Нет, не надо! Спасибо за чай! И если что, мы Малера не трогали! Мы знаем, это великий композитор, и он лежит на месте. Всего хорошего. А сын у вас рок играет почти как рокер, – и, наконец обувшись, выдохнул: – Мы пошли.
За неожиданными гостями закрылась дверь. Можно идти на кухню, чтобы убрать последствия чаепития и начать готовить ужин, как и планировала, к возвращению сына. Но Майя Королёва не двигалась с места, стояла и смотрела на дверь.
Случилось нечто удивительное. Долгожданное и совершенно неожиданное. И она сейчас просто лопнет, если не поделится с кем-нибудь этими новостями. С кем-нибудь совершенно конкретным!
Он взял трубку сразу же. Он всегда брал трубку сразу, если мог говорить. А если не мог – обязательно перезванивал. Муж знал, что по пустякам Майя звонить не будет.
– Дорогой, ты представляешь, у Юни появился друг! Настоящий живой мальчик!
– Ну, вообще, живой предпочтительнее, согласен, – после паузы раздался невозмутимый ответ. Майя прикусила губу, чтобы не рассмеяться. И не припомнить Илье его же собственные, когда-то сказанные слова про Мавзолей. А муж продолжил: – Как ты об этом узнала? Тебе Юня рассказал?
Майя нахмурилась, вспоминая облик юноши. Бритые виски, колечки в брови и ушах, затейливые рисунки на руке. Пожалуй, не стоит пока рассказывать мужу все подробности своего знакомства с другом сына.
– Я познакомилась с ним у Юни дома. Очаровательный мальчик, сокурсник нашего сына, музыкант.
– Про очаровательных сокурсников я знаю почти все. Надеюсь, этот не обоснуется в квартире нашего сына и не будет поедать его ужины.
И тут Майя Михайловна Королёва не выдержала. И рассмеялась. Это было так давно. Когда не было в помине Юни, да и сама Майя носила совсем другую фамилию. Но теперь, после слов мужа, кажется, что это было вчера – занятия допоздна с Севой в квартире Ильи, пирожки Елены Дмитриевны. Будто вчера, да. Но только сейчас у когда-то тощего парня с контрабасом на два года вперед расписан концертный график, да и зовут его теперь не мсье Контрабас, а маэстро Шпельский. А сама Майя – скучный преподаватель консерватории. Да, будто и вчера – и полжизни назад. Лишь Июль – Июль неизменен. Жаркое солнце в зените.
– Конечно, нет! – ответила она, отсмеявшись. – Он же гитарист, а не контрабасист!
– Это обнадеживает, – все так же невозмутимо ответили ей. А потом вдруг иным, более тихим и мягким голосом, каким говорил очень редко, муж добавил: – Я буду очень рад, если у Юни все получится… с дружбой. И если это действительно будет дружба.
Все. Ей сразу стало уже совершенно легко. И захотелось не разговора, а действий. Она же хотела приготовить сыну домашний ужин. Делала это редко, пыталась отпустить мальчика, не лезть, но все равно иногда срывалась. Сегодня как раз такой день.
– И я! Целую твой упрямый ворчливый нос. До вечера!