– Нет у меня никаких проблем, – предсказуемо ответил Рося. – Решительно никаких. Кроме огромного воза работы. Но это оборотная сторона успешности. Все хотят Ракитянского в адвокаты.
Иван внимательно смотрел на друга. И почему-то вспомнил, как в прошлую встречу Слава торопился снять галстук. Сейчас галантерейное изделие находилось на месте. И прекрасно дополняло отлично сидящий темно-серый костюм и рубашку сложного зеленоватого оттенка. Все в тон глазам. У Ракеты серые глаза – как и у Тина. Только, в отличие от Тихого, у Славки глаза-хамелеоны. Безмятежно светлые и серые, они иногда основательно зеленели. Это значило, что в данный момент от Ракеты лучше держаться подальше. Это значило, что Ракитянский всерьез зол.
Сейчас глаза у сидящего напротив Тобольцева мужчины идеально оттеняли цвет костюма. Вообще, из них троих Ракета всегда пользовался наибольшей популярностью у противоположного пола. И дело было не только в приятных чертах лица, высоком росте и подтянутой фигуре – у Вани было почти все то же самое. Но Ракета излучал просто мегаватты обаяния. Поставь троих друзей рядом – десять из десяти девушек первым делом обратят внимание на Ракету. Потом – на Тина, просто потому, что человека таких габаритов трудно игнорировать. На Тобольцева обратят внимание последним. И, положа руку на камеру, Ивана это нисколько не задевало. С самого детства, когда он был просто до дрожи в коленях счастлив, что такие крутые ребята, как Тин и Рося, приняли его в свою компанию. Его, маменькиного сыночка, с хором, фортепиано и бальными танцами за плечами.
Официально музыкальную школу Иван не окончил – он в ней и не учился, сказать по совести. Занималась с ним мать. А вот в хор его заставляли ходить – потому что у Ванечки Тобольцева обнаружился голос как раз недостающего тембра. Хор Иван не любил. Но занятия по вокалу оказались пустяком по сравнению с бальными танцами.
Занесло туда Ванечку, разумеется, с легкой маминой руки. А потом он уже не смог вырваться. Мальчики в бальных танцах – в дефиците. Девочек, которые хотят в красивых платьях танцевать под восхищенными взглядами взрослых, пруд пруди. А мальчиков – еще поискать. А тут Ванечка Тобольцев – ну чистой воды подарок. Из семьи творческой интеллигенции, спокойный, послушный, музыкальный, пластичный. В него вцепились мертвой хваткой – родители его партнерши, в принципе, хорошей и не вредной девочки Лизы. Они очень даже успешно выступали, почти ни один концерт в школах, где учились Лиза и Ваня, не обходился без их номеров. А еще они ездили на соревнования в Москву, в Санкт-Петербург и там тоже довольно приличные результаты показывали. Лиза всем этим наслаждалась, а Ваня чем старше становился, тем больше сатанел – от откровенных насмешек и тыканья пальцами со стороны мальчишек-сверстников. В скольких школах и на скольких праздниках они выступали… Лизке – кайф, ему – тоска. В двенадцать у него появился реальный шанс от всего этого избавиться – умер дед, с деньгами в семье стало совсем худо, а поездки, а также концертные костюмы и обувь для растущего как на дрожжах Вани стоили весьма недешево. Невозможность оплачивать все это со вздохом признала даже Ида Ивановна. Но едва Иван воспрянул духом, как все его надежды рухнули. Лизины родители заявили, что готовы взять на себя все расходы – лишь бы Ванечка танцевал с Лизой. Ивана вынудили остаться в танцах. Ощущение того, что его просто купили, было невероятно отчетливым и страшно горьким. Но тогда Иван еще был не готов к открытому бунту. Время для него пришло спустя два с половиной года.
– Слушай, – словно угадав его мысли, подал голос Слава, расправившись с половиной порции телятины. – Я все время хотел тебя спросить, как ты умудрился от своего бально-кабального рабства избавиться? Помнится, Ида Ивановна была настроена решительно. И девчонка твоя – не помню, как ее звали.
– Лиза, – ответил Тобольцев, покачивая вино в бокале. – А как избавился… Да достали меня в конце концов. На святое покусились.
– Это на что?
– На что, на что… Грудь пытались заставить побрить!
Славка раскатисто расхохотался, вспугнув церемонную тишину полупустого зала.
– Вот ты зря ржешь. У меня, помню, такая гордость – волосы начали расти на груди. Ни у кого еще нет в классе, а у меня появились, представляешь? А у меня рубашка для латино с вырезом до пупа. И Лизкина мать мне заявляет: «Ваня, сбрей эту гадость!» И бритву мне вручает. Розовую. Женскую. Ну и все… Тут я и сорвался.
– Как ты не убил никого, я удивляюсь, – Ракета перестал смеяться, но улыбка еще не сошла с его лица. – Это ты тогда из дома ушел, да? Из-за этого?
– Да разве это ушел? – хмыкнул Тобольцев. – На один этаж спустился, к Александру Борисовичу. У него переждал пару дней, пока мать утихнет. На большее меня не хватило.
– Все равно хорошее дело, – не согласился Ракитянский. – Мы после этого с Тинычем тебя прямо зауважали. А Борисыч мировой дед был. Как и твой.
Иван выразил согласие кивком и отпил еще вина. Пусть девчачье. Вкусное. И Дульсинее наверняка бы понравилось.
Тобольцев мотнул головой, отгоняя от себя эти мысли, – он и так сегодня отдал царице и ее делам кучу своего времени, хватит с нее. И вместо этого Ивана снова подхватила волна памяти. Просто вечер воспоминаний у них с Росей получается какой-то.
Александр Борисович, сосед с первого этажа, был другом Ивана Степановича Тобольцева. Теперь, с высоты своих трех десятков лет, Иван понимал – в том, что он вырос все-таки мужиком, а не тряпкой с материнского подола, была немалая заслуга Александра Борисовича. Дед тоже приложил свою руку к Ваниному воспитанию, но слишком рано умер. И до кончины долго и трудно болел. А отца своего Иван никогда не видел. И даже не знал, как его зовут. Единственное, что вынес из своих расспросов, – что похож на отца сильно. И все. На все вопросы об отце Ида Ивановна поджимала губы и говорила, что у Вани есть она, мама, и бабушка с дедушкой. И что все будет хорошо. Иногда, редко, – плакала.
Вот поэтому Ваня часами мог пропадать в квартире на первом этаже, сразу направо, как поднимешься по лестнице. В которой жили трубочных дел мастер Александр Борисович Барков и его жена, добродушная и тихая женщина. Детей у них не было, так что Ваня был всегда желанным гостем и пользовался этим. Его завораживала работа дяди Саши над трубками – молчаливая или под какой-нибудь увлекательный рассказ. Оказывается, скромный мастер из Коломны когда-то делал трубку по заказу самого Жоржа Сименона. И даже сейчас, когда трубочных дел мэтр был уже очень немолод и работал мало, желающих сделать у него заказ по-прежнему находилось в избытке. А запах бриара и розовое кружево опилок навсегда остались самыми приятными воспоминаниями детства Ивана Тобольцева-младшего. Хотя трубку курить так и не научился – несмотря на оставленные ему по завещанию три шедевра от мастера Александра Баркова. Их Иван хранил как благодарную память. И ни разу не пользовался.
– А знаешь, Ванич, я тебе все-таки завидовал, – снова вклинился в его вспоминания голос Ракеты.
– Чему? – изумился Тобольцев.
ebooksa