— Судари, а не охренели ли вы часом⁈ Меня, урожденного города Кемерово, бывшего счетчика Елыкаевской управы орком называть? Что, давно с Холопьим Приказом не общались? Так я устрою! Чтобы в следующий раз думали, кто пархатый снага, а кто уважаемый человек!
Молодым от души еще чуток добавили и хором извинялись. Вопрос-то скользкий. Если ты орка дундуком обзовешь и в рыло дашь от щедрот, это один вопрос. А вот если ты человека поганью зеленой обозвал — это уже покушение на основы Государственности. Потому что каждая тварь внутри границ имя свое имеет. И мешать эти имена, особенно в площадной брани, это призывать к бунту и шатать трубу у ближайшей губернской управы. Почетные граждане с любым цветом кожи такое не любят. Слишком хорошо в памяти замятня семнадцатого года отложилась. Тогда пьяная шваль стреляла и вешала любого, кто под руку подвернулся. Вот и следят за порядком, жестко разделяя: здесь народ лишнего на грудь принял и бытовой расизм в легкой форме. А тут уже статья, уложение о порядке в анклавах и можно ноздри рвать для осужденных трибуналом на пожизненное.
Поэтому избитых дураков в зал как мешки с дерьмом забросили, еще раз извинились и спросили:
— Прощения просим, не доглядели за обормотами. Но мы им еще мозги прочистим, а то за языками не следят. Старшеклассники. Дури много и единственная извилина… Вы к нам в клуб заниматься, да? Абонемент на полгода бесплатный дадим.
— Заниматься? Я вас голыми руками любого убью, штанга не понадобится. Нет, я к господину Шлиману. Кстати, когда будете ту самую единственную извилину в порядок приводить, расскажите о соседе. Если вы еще кого-то из клиентов сдуру облаете, то Гирш Хаимович с удовольствием к городскому голове на чай зайдет вечером. С жалобой. После чего вас в Томи утопят, а он все здание себе заберет.
Все. С той поры — если кто на крыльце стоит и курит, обязательно мне «здрасть» говорит. И старается бочком-бочком правее сдвинуться, подальше от широкой бетонной дорожки в конец дома.
Кстати, еще одна тайна. Курят многие, начиная с подростков и заканчивая дряхлыми стариками. Но зачем курить, если ты спортом занимаешься — это для меня загадка. Мне всегда казалось, что штанга, гиря и отжимания слабо с вонючим дымом связаны. Одно дело орки — они с рождения здоровые и ни один от рака легких не загнулся. Но люди — хрупкие создания. Разок тростью по заднице получат — и все, почти инвалиды.
Постучавшись в дверь, я зашел в большую комнату, где обитал ювелир. Да, там еще кнопка электронного звонка, но обычно двери не закрывают, а звук испорченной зубоврачебной машины мне всегда не нравился. Хоть бы мелодию сменил, старый ворчун.
— Вы таки рискуете когда-нибудь лишиться самого ценного, — поприветствовал меня сидевший в углу старик, привычно смахивая безразмерным клетчатым платком несуществующую пыль с лысины.
— День добрый, многоуважаемый Гирш Хаимович. Хотите сказать, что ваши милые таксы попытаются погрызть мою палку? Как говорит ваша мама, я немножечко сомневаюсь. Вы их слишком хорошо воспитали.
В лавке вместо вооруженной охраны два дога. Псины, размером с сибирского медведя. Даже когда лежат — их голова на одном уровне с моей. Я не знаю, чем их кормят и где взяли, но очень сильно подозреваю Хтоническую родословную наглых морд. Я шкуру пытался разглядывать при возможности, но хитрые скрытые письмена расшифровать не смог. Зато готов деньгу поставить, что от этих лоснящихся боков даже крупнокалиберная пуля отскочит. И дрессировали барбосов специалисты своего дела. Слушают только хозяина, никаких угощений от чужих не берут, прикидываются статуями из черного мрамора. Хотя глазами гостей буравят. Молча. Вот только если старику что-то не понравится — порвут любого за секунду.
Поэтому и не закрывает дверь Шлиман. И даже если засидится, поздно вечером домой идет без опаски. Две чернильные тени по бокам — и никакой шпаны рядом.
Выложив монеты на толстое прозрачное стекло, озвучил заказ:
— Обычная оправа, тонкая цепочка на две ладони длинной. Серебро.
— Монеты чистить?
— Нет. Только черной финифтью цифры оконтурить, как в прошлый раз делали.
Вздохнув, старик аккуратно переложил темные кругляши в пенал, закрыл крышку:
— Никакой фантазии, Илья Найденович. Вы слишком консервативны.
Развел руками, полностью соглашаясь с ювелиром.
— Наверное, от вас приобрел чуть-чуть мудрости. Хочется на это надеяться, по-крайней мере.