Начало нас

— Зачем мне это делать?

— Она воспользовалась твоим…

— Не надо, — предупреждаю я, качая головой. — Я знал, что делаю. Я пошел на это добровольно. Я не был чертовым ребенком.

Мэддокс хмурится. 

— Сиенна знала, что делала. Она была взрослой, Колтон.

— Мне не промыли мозги, — рычу я, чувствуя, как меня охватывает горячий стыд.

— Нет, не промыли. Но ты все отрицаешь.

Зажав переносицу, я зажмуриваюсь. 

— Просто… остановись, Мэддокс. Спасибо за то, что ты сделал, за то, что вышвырнул ее, когда я не смог. Но все кончено. Все было кончено еще до того, как ты вошел. — Я снова открываю глаза. — Мы не трахались уже больше шести месяцев, и сегодня я также не собирался ее баловать.

Его челюсть сжимается, и я слышу, как скрипят его коренные зубы. Я никогда раньше не видел его таким разъяренным. 

— Я бы никогда не ударил женщину, но если я когда-нибудь снова увижу ее рядом с тобой, я могу просто разбить ей лицо. — Мэддокс идет вперед и садится рядом со мной. — Ты мой чертов брат, Колтон. Я не собираюсь сидеть здесь и вести себя так, будто я просто не понял настоящей причины твоей бессердечности.

— Оставь это, Мэддокс. Я в порядке. — Мой отец, возможно, назвал меня никчемным и жалким, и, возможно, я являюсь всем этим, но я не хрупкий.

Я не слабый.

Сиенна не сломила меня.

Потому что она не может сломать то, что уже сломано.

Первое прикосновение тьмы наполнило мою душу в тот день, когда я увидел, как сломалась шея моей матери, когда отец столкнул ее с лестницы.

— Черт, я не думал, что можно так быстро возненавидеть кого-то. — Мэддокс рычит себе под нос.

Я издал невесёлый смешок. 

— Да, я тоже ее ненавижу.

Тяжелая тишина наполняет комнату. Наши локти соприкасаются, и спустя долгую минуту Мэддокс тихо выдыхает.