— Надо плуг везти, если всё пройдёт успешно, хотя Иван Иванович уже опробовал на влажной земле и сказал, что к посевному сезону будет только лучше, — произнесла Ирина озадаченным тоном, потому что представила, как они поедут в столицу этаким караваном, гружёным всяким добром, и с ними и Тимофей, и Павел, и Феррати…
Решила пока не озадачиваться, и сосредоточится на текущих проблемах. А дел было очень много. В Никольском полным ходом шёл ремонт старой мыльни, и Ирина планировала его завершить через две недели. Чтобы это сделать нужны были ещё средства, но имевшиеся Ирина отложила на храм, поэтому решила, что ей нужен ещё партнёр на мыло, который как Голдеев принесёт с собой капитал. Но Голдеева на половину партнёрства Ирина брать не хотела. Он, конечно, мужик деловой, но уж очень неоднозначный, как акула, пока сытый, не опасен, но, если что, то может и сожрать. Можно было взять Голдеева и ещё кого-либо, чтобы уравновесить и привлечь больше капитала.
Весь день Ирина делала расчёты, потом играла с Танюшей и братьями. Если бы кто-то из мира Ирины увидел их игру, то сразу бы определил, что это бродилка. Из двух братьев, Дмитрий, тот у кого волосы были темные, имел отличную способность к рисованию, вот Ирина и дала задание братьям, нарисовать карту Стоглавой, а потом они все вместе расставили ходы, через леса, через горы, моря, болота.
Карта была нарисована на тонкой фанере и по размеру была довольно большой, поэтому хранилась «стоя», а играть все предпочитали на полу. В этом мире уже были так называемые игральные «кости», поэтому с определением количества шагов вопросов не возникло. Тимофей для каждого сделал именные фишки. У Вани с Димкой это были рыцари, белый и чёрный, по цвету макушек, у Танюши, которая играла, пока вместе с мамой или Глашей, был зайчик, а у Ирины лебедь. Были ещё запасные фишки, если вдруг Леонид Александрович решал присоединиться. Но такое случалось нечасто, поэтому группа играющих обычно состояла из братьев, Ирины и Танюши с Глашей.
Кстати, карту рисовали под руководством нового гувернёра, поэтому географически всё было выверено.
Сегодня к ним присоединилась Анна, которая продолжала восхищаться умом и фантазией Ирины и всё больше убеждалась, что барон просто не может отказаться от такой женщины. Да и ей самой барон Виленский уже не казался тем единственным вариантом, который она себе придумала, под воздействием причитаний маменьки и тёток. И когда появлялись такие мысли, память подбрасывала образ доктора Путеева, больше похожего на какого-то рыцаря, чем на медикуса. Высокий, с орлиным профилем, чувственными полными губами, широкими плечами и нежными руками. На этом моменте своих размышлений, Анна, даже будучи наедине с собой, всегда заливалась краской.
За окном уже начало темнеть, в дверь постучался слуга, приглашая заигравшихся на ужин. Пока ждали мальчишек, которые убежали мыть руки, Ирина обратила внимание на грусть на лице Анны:
— Аннушка, а что ты грустная, задумчивая?
Строганова замялась и выдохнув сказала:
— Что-то Николай Ворсович сегодня не приехал, вот, думаю, не обидела ли я его вчера.
— Да уж, — подумала про себя Ирина, которая не знала радоваться или огорчаться, что у Путеева и Строгановой возникли чувства друг к другу, скорее всего родня Анны такой мезальянс не одобрит, и не навредит ли это Ирине и её семье?
А вслух сказала:
— Николай Ворсович глава уездной больницы, дел у него очень много, возможно срочный пациент. Я завтра еду в Никольский по делам, могу заехать в больницу, узнать.
Анна вцепилась в руку Ирины:
— Ирэн, прошу, возьмите меня с собой! Я уже хорошо, хорошо себя чувствую, вы же обещали!
Ирина вспомнила, что она и вправду обещала взять Анну с собой, познакомить с Софьей Штромбель, да и хромает Анна уже не так сильно. Тем более, что Леонид Александрович тоже едет, поэтому, в случае чего поможет, поддержит. И Ирина согласилась. На лице у Строгановой расцвела довольная улыбка. А Ирина подумала:
— Как же, в сущности, мало человеку надо для счастья…
Москов. Кремль. Утро того же дня.
Этим же утром барон Виленский обнаружил себя в гостевых покоях императорского дворца в Кремле. На небольшом диванчике в этих же покоях прикорнула Елена Михайловна. Возле кровати, на стульчике сидела женщина в белом халате и платке.
Виленский как ни пытался ничего не мог вспомнить, воспоминания обрывались на моменте, когда он получил записку от императора и, одновременно испугался, и обрадовался. Испугался, потому что было написано рукой Александра и только одно слово — срочно. А обрадовался, что появилась возможность сбежать от надоедливой леди Бейкер.