Поняв, кто звонит, я так округлил свои глаза, что Вероника с ее отцом тоже сразу же сообразили.
— Она на меня нагнала! Говорит, что я ей изменяю с твоей Вероникой! — продолжал наезжать Толян.
— Так перестань слать ей свои мерзкие сообщения! — огрызнулся я.
— Какие еще, нафиг, сообщения? Я даже номер не знаю!
— Ну да, ну да… Ты когда на сотку согласился, сразу спалился!
— Сотку? Так ты же хотел, чтобы я отстал от нее? Типа, чтобы не пытался отбить её, ага?
Я промолчал. Начали закрадываться сомнения. Толян продолжал:
— После той аварии я так и так с этой бешеной дел иметь не хотел. А тут ты со своей соткой косых. Кто ж откажется?
Я продолжал молчать. Сомнения усилились.
— Слушай. Я знаю, что ты в обиде за ту хренотень в больнице, когда я тебя скинуть с лестницы хотел. За это сорян. Я просто в отчаянии был. У меня ведь с боксом всё теперь. Кранты!
— Ну да, — выдавил я.
— Но я уже отошел. И знаешь… Даже и насрать теперь на этот бокс.
— Да? — удивился я.
— Ага, — подтвердил он. — Но ты это… От Тамары отвали, ага? Я еще одной такой истерики не выдержу.
Он сбросил соединение. Но я оказался в таком ступоре, что продолжал держать смартфон возле уха.
— Похоже, это не он? — осторожно поинтересовалась Вероника, вглядываясь в меня.
— Вполне может и не он.
— Кто бы ни был настоящий мерзавец, — сказал Анатолий Сергеевич. — У него должны быть хорошие связи либо в милиции, либо, наоборот, среди криминала.
— Что-что? — переспросил я, охваченный новой внезапной догадкой.
— Ну он ведь номер телефона как-то пробил. Такие возможности в первую очередь у милицио… или как там… у полицейских. Ну и бандюки могут пробивать контакты, причем, как правило, по тем же каналам — через полицию.