Миля над землей

Мы с Мэддисоном начали создавать этот фонд, когда он только переехал в Чикаго. У нас обоих было желание начать жертвовать деньги на благотворительность, так что создание этой организации стало очень логичным. Мы собрали профессиональных спортсменов со всего города, чтобы они поделились своими собственными историями психического выздоровления, пытаясь преодолеть стереотипы, бытующие в этой области среди спортсменов, особенно среди мужчин. Мы собираем деньги на ежемесячных мероприятиях, чтобы покрыть расходы на сеансы терапии для детей, которые не могут себе этого позволить, но нуждаются в помощи, а также обращаемся к тем врачам и психотерапевтам, которые готовы пожертвовать своим временем.

Я могу только представить, насколько иной могла бы быть моя жизнь, если бы у меня в юности был доступ к таким услугам. Бо́льшую часть гнева и одиночества, которые я чувствовал, можно было бы выразить словами, а не грязным поведением на льду.

– Спасибо, что уделил нам время, Джерри, – говорит Мэддисон после того, как все вопросы заданы. Он заканчивает телефонную конференцию.

– Мы больше не будем заниматься этим дерьмом.

– Мы должны.

– Зи, ты в них выглядишь как придурок. Даже не можешь заговорить об «Активных умах» – они тут же меняют тему на то, кто твоя очередная пассия или с кем ты подрался.

Мэддисон в отчаянии встает из-за стола. Я тоже расстроен. Мне наплевать, если им приспичило поговорить о моей личной жизни, но было бы неплохо, если бы СМИ упоминали и о том хорошем, что я делаю для общества. Большинство людей не знают, что я – соучредитель нашего фонда. Они предполагают, что это благотворительная организация Мэддисона, потому что это соответствует общему имиджу милого семейного парня. Для СМИ нет никакого смысла говорить о том, что я, эгоист, которому на всех плевать, еще и соучредитель благотворительной организации для обездоленной молодежи, страдающей психическими заболеваниями.

– Мы больше не будем этим заниматься. Я устал от того, что все считают тебя бесчувственным придурком. Зи, они такое о тебе болтают… – Мэддисон направляется к двери конференц-зала, качая головой.

– Но я действительно бесчувственный, – быстро возражаю я. – По крайней мере, до июня, когда у меня в руках будет Кубок Стэнли и новый расширенный контракт.

– Это ты-то бесчувственный? – переспрашивает абсолютно не убежденный в этом Мэддисон. – Да ты плакал, когда смотрел с Эллой «Коко». У тебя есть чертовы чувства, чувак. Тебе стоит как-нибудь начать сообщать об этом людям.

– Вот не надо использовать против меня «Коко»! Эта хрень была грустной! – Я встаю и иду за ним в раздевалку, чтобы переодеться к игре. – А та песня в конце? Она каждый раз меня достает!

Я плюхаюсь на сиденье самолета, на котором мы летим домой, и со вздохом погружаюсь в кресло. Это поражение было жестоким, и играл я паршиво. Сегодня я был несобран, и я беру на себя за это полную ответственность.

Я не ожидал, что мы так скоро проиграем. На самом деле я полагал, что мы проведем по крайней мере десять игр, не открыв графу поражений. Мы достаточно хороши. Просто сегодня был не наш вечер.

Впрочем, сезон длинный. Справимся.

Пока остальная команда садится в самолет, в кармане у меня звякает телефон. Достав его, я обнаруживаю, что меня ждут два сообщения. Неохотно открываю первое – письмо от своего агента.

Рич: ЭЗ, мальчик мой. Сегодня вечером у меня была девушка, которая ждала тебя возле раздевалки, а ты пронесся мимо. Это был бы самый подходящий момент для СМИ, чтобы получить несколько фотографий, на которых вы вдвоем уходите с арены. В чем дело?

Я раздраженно разминаю шею и делаю глубокий выдох. Я в состоянии заводить себе девушек и без помощи Рича. Средства массовой информации и так получают истории, в которых я предстаю бабником. Мне не нужно это изображать. Это было ясно по нашему интервью для «Чикаго трибьюн» перед матчем, в котором мы не смогли вставить и пары слов о хоккее или нашей благотворительности.

После ужасного проигрыша и того, что дважды за двадцать четыре часа я услышал о своей матери, я не в настроении подливать масла в огонь. Большая часть Северной Америки знает, что я бабник. Если я на одну ночку возьму выходной, это не изменит мой имидж и, следовательно, не лишит меня контракта на следующий сезон.

Игнорируя Рича, я перехожу к следующему сообщению. Выражение моего лица полностью меняется, скверное настроение, которое владело мной весь вечер, исчезает.

– Мне написала твоя жена. – Я толкаю Мэддисона, чтобы показать ему сообщение и фотографию, которые прислала мне Логан.