Невеста для Ярого

22
18
20
22
24
26
28
30

Он делает шаг ко мне, сгребает в кулаки воротник поло. Одно движение, и это — удушающий. Открываю от себя его руки.

— А у неё ты спросил? — едко интересуется и сплевыет в сторону, — Или заставишь? — усмехается, стараясь ударить больнее, — У тебя больше не звенят в ушах их крики?

— Уйди нахер, — выдыхаю ему в лицо.

— А то что? — Гоша нарывается, я вижу, как у него припекает.

— Домой езжай. Я. Сказал, — разворачиваюсь от него и иду в дом, — Рабочий день завтра в десять, — в спину мат и глухие удары. Имеет право.

Не включая на кухне свет, нахожу в холодильнике бутылку водки. Запрокидываю голову назад и делаю несколько глотков прямо из горла. Горло обжигает. Часто дышу. Стоп. Так дальше нельзя. В доме девушка, и случайные пьяные выходки не добавят мне перед ней бонусных очков. Неожиданно за спиной слышится шорох, зажигается верхний свет, и раздаётся женский испуганный вскрик. В дверном проёме я вижу растерянную, уже готовую сбежать Василису.

— Проголодалась все-таки? — стараюсь говорить мягко, чтобы не спугнуть.

Девушка замирает в нерешительности, прикусывает белыми аккуратными зубками нижнюю губу, опускает голову и кивает.

Она переоделась в купленные вещи — первое, что нашли парни в ближайшем магазине. Костюм ей велик. Футболка с широким горлом оголила плечо, а короткие хлопковые шорты почти не видны под ее краем. Стоит босая и переминается. Моя нетрезвая воля плавится. Мысленно я уже спускаю бесформенную тряпку с ее плеч и зацеловываю их. Потом шею и эти ее покусанные губы, которые сейчас робко подрагивают. Они что-то мне говорят. Пытаюсь уловить смысл слов.

— …в комнате с подносом случайно вышло. У меня просто ногу свело. Я убрала все, — проговаривает поток мыслей скороговоркой и ждёт моей реакции.

— Ты умеешь готовить? — прислоняюсь спиной к холодильнику, используя его в качестве якоря. Потому что мне до безумия хочется сократить расстояние между нами. Руки чешутся подхватить ее под бёдра, посадить на стол и утолить совершенно другой голод.

— Вполне, — она смущается, — Что-то простое. Ну там макароны, сосиски, суп. Курицу запечь.

— Сделай нам бутерброды и чай, — сажусь на самый дальний от неё стул, наблюдая, как Василиса делает несколько шажков в глубь кухни, — Ветчина в холодильнике, хлеб в шкафчике. Ты можешь брать все, что тебе потребуется.

Василиса

Кухня была красивой, большой, с окном на улицу, как в американских сериалах, но воздуха все равно не хватало. Ярослав давяще заполнял собой пространство, как газ. Разреженый, сдувающий лёгкие, он грозил полноценной гипоксией, не давая сделать глубокий вдох без головокружения. В эту минуту Ярослав стал полноправным центром Вселенной. Каждый шаг под его пристальным взглядом был равен подьему в гору. Зачем я спускалась? Совершенно не уверена, что смогу проглотить что-то кроме чая, даже несмотря на то, что почти сутки ничего не ела. Сбежать от этого мужчины в темноту спальни было бы сейчас лучшим решением, но я не могла. Внешне Ярослав выглядел спокойным, даже приветливым, но глаза… В них можно было утонуть. Блестящие зрачки догоняли размером радужку — то ли пьяные, то от под кайфом. Я часто видела такие у ребят из компании Алана. Сама же всегда четко следовала правилу безопасности — не пила алкоголь в большой компании и ни разу не пробовала ничего серьезнее сигарет. Да и с табаком мы не подружились. Это было баловство, чтобы позлить сначала брата, а потом парней. Но иногда мне нравилось чувствовать, как горячий дым обжигает связки, как голос становился от этого ниже, сексуальнее, расширяя диапазон и позволяя исполнять песни в оригинальном регистре. Ко всем сумбурным ощущениям примешивалось ещё одно — стыд. Мне было неловко надевать купленную чужими людьми одежду, крадучись, спускаться на чужую кухню, чтобы незаметно что-то скушать из холодильника. Сейчас я стояла, пойманная на месте преступления и просто кусала губы.

— Ты умеешь готовить? — Ярослав прислоняется я спиной к холодильнику и изучающе ждёт ответа.

— Вполне, — краснею и облизываю губы, — Что-то простое. Ну там макароны, сосиски, суп. Курицу запечь.

— Сделай нам бутерброды и чай, — почему любые слова в его исполнении звучат, как приказ? Он садится на самый дальний стул и, вздёрнув бровь, наблюдает за моей паникой, — Ветчина в холодильнике, хлеб в шкафчике. Ты можешь брать все, что тебе потребуется.

Коленки трясутся, руки тоже. Что это за странная игра в гостеприимство? Или меня только что тонко определили на место прислуги? Честно говоря, на этом праве находиться в доме мне было бы гораздо проще. Готовить, когда твою еду кто-то ест — приятно, а мыть полы и вытирать пыль — совершенно незазорно. Трудиться я умею. За хозяйку была с раннего детства. Нож дрожит и уже второй раз соскальзывает с кожицы ветчины. Не хватало ещё отрезать себе палец. На несколько секунд зависаю, делаю глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, дорезаю ветчину неровными кусками и раскладываю на хлеб. Добавляю сверху сыр и свежий помидор. Благодаря маскировке, мой кулинарный дебют выглядит не так убого, как вначале. Не поднимая глаз, ставлю тарелку на стол и возвращаюсь к шкафам в поисках чая. Россыпь или пакетики? Простой выбор ставит в тупик и заставляет робко взглянуть на Ярослава.

— Я… — нарушаю молчание и сглатываю, — Не знаю, какой ты пьёшь чай, — держу в каждой руке по упаковке.