Я чувствую, как его грудь поднимается под моей ладонью, когда он делает глубокий вдох.
— Останусь.
Улыбаясь, я зарываюсь лицом в его шею и, вдыхая его дикий, знакомый, успокаивающий запах, закрываю глаза и наслаждаюсь ощущением его рук, обнимающих меня, и его дыхания в моих волосах. Он боится, что может ненароком причинить мне боль, но дело в том, что я не помню, когда в последний раз чувствовала себя настолько защищенной, как в объятиях Сергея.
— Не смей покидать эту кровать, — бормочу я и позволяю себе заснуть.
Я жду, пока Ангелина уснет, затем встаю, иду к шкафу, чтобы надеть какую-нибудь одежду, и роюсь в ящиках, пока не нахожу свою пачку сигарет. Взяв наполовину полную пачку и прихватив по дороге телефон, выхожу из комнаты и свистом подзываю Мими, которая через пару секунд взбегает по лестнице. Я указываю ей на дверь спальни и отдаю приказ охранять, затем спускаюсь по лестнице и выхожу на улицу. Я достаю пепельницу, спрятанную под первой ступенькой, сажусь на крыльцо и звоню Роману.
— Как паренек? — спрашиваю я.
— Господи, Сергей! — шепчет он в трубку. — Сейчас пять утра.
Раздаются какие-то шорохи, вероятно, он направляется в другую комнату, потом закрывается дверь.
— С ним все будет в порядке. Ольга и Валентина всю ночь были его няньками.
— А они знают, что он спал с ними обеими?
— Ну, судя по тому, что я увидел, когда пришел проведать его, они, конечно, знают. Я нашел его раскинувшимся в постели, с Валентиной справа от него и Ольгой слева. Они втроем обнимались.
— Мило.
— Знаешь, я порой задумываюсь, есть ли хоть кто-то, не сумасшедший под этой крышей. — Он хмыкает. — Ты сам то как?
— Я в порядке. — Прикуриваю сигарету и делаю большую затяжку. — Что мы будем делать с ирландцами?
— Я попросил Юрия и Дмитрия сжечь их бар. И послал сообщение Патрику, так как предполагаю, что именно он теперь возьмет на себя управление.
— О как? Что это было за сообщение?
— У них есть два дня, чтобы покинуть Чикаго. Все, кто останется, умрут.
— Ты думаешь, он это сделает?
— Фицджеральд — трус. Они уедут.