Сломленные души

22
18
20
22
24
26
28
30

Мне хочется рассмеяться от того, как глупо я себя вела.

— Он что-то прижал к моему лицу. Какую-то мокрую тряпку с резким запахом. Я пыталась вырваться, бороться с ним. Он был больше меня. Сильнее. Вскоре я потеряла сознание.

Мой голос дрожит. Я закрываю глаза, заставляя себя продолжать.

— Когда очнулась, вокруг царила тьма, ни единого проблеска света. Я лежала на холодной земле, а он стоял надо мной на коленях и рвал на мне платье. Я кричала и пыталась бороться с ним, но разум все еще был затуманен. Потом почувствовала… его… между ног. — Я крепко обнимаю Пашу за шею и зарываюсь в нее лицом. Он сидит так неподвижно, только грудь поднимается и опускается от учащенного, неглубокого дыхания. — Больно. Было так больно. Это был мой первый раз.

Паша обнимает меня крепче. Меня тошнит, когда рассказываю об этом, но теперь, когда начала, то не могу остановиться. Словно жаждала выговориться.

— Я оцепенела. Не могла пошевелить ни руками, ни ногами, меня словно внезапно парализовало.

Ощущение полной беспомощности, ужас, который я испытала в тот момент… Думаю, что никогда не смогу забыть.

— После… Мне удалось вырваться от него и побежать в сторону улицы. Я бежала изо всех сил. Но он все равно меня поймал. А потом накачал меня наркотиками. Я проснулась одна в незнакомой комнате. Мне было так страшно.

Меня крепко обнимают, и я чувствую, как Паша ласково поглаживает мою спину, совсем как в ту первую ночь.

— Там была женщина. Долли. Это она давала мне и другим девочкам таблетки. И продолжала приносить их дважды в день. Она же наставляла девочек и назначала встречи с… клиентами. — Я наклоняю голову так, что мои губы оказываются совсем рядом с ухом Паши, и шепчу: — Я не сопротивлялась. Я позволила им накачать меня наркотиками и делать со мной все, что они хотели. Какой нужно быть жалкой отвратительной личностью, чтобы позволить это?

Паша поднимает руку к моему затылку и наклоняет мою голову так, что наши глаза встречаются.

— Молодая, невинная девушка, которая подверглась такому жестокому насилию, что ее разум отключился в попытке ее защитить. Но ты боролась. Сбежала. Выжила. Тебя никто не спас. Ты сделала это сама.

— От этого я не чувствую себя менее отвратительно.

— Не говори так, детка. — Он целует меня в лоб. — Я найду тех, кто причинил тебе боль. И они будут кричать о пощаде, когда я сломаю их, как они пытались сломать тебя. Их смерть не будет быстрой.

Я впитываю его слова. Хочу ли я их смерти? Я представляю себе Роберта, молящего о жизни. Желчь подступает к горлу. Но разве я не молила об этом? А как же другие девушки? Теперь, когда представляю крики Роберта о пощаде, на моих губах появляется улыбка.

— Можно мне посмотреть? — нерешительно спрашиваю я, одновременно страшась и жаждая этой идеи.

— От начало и до конца, mishka.

Я прижимаюсь к Пашиной груди и обхватываю его руками. Меня снедает неуверенность и настороженность.

— Мне страшно, — шепчу я. — Страшно, что все повторится. Я не знаю, смогу ли когда-нибудь выйти на улицу и пройтись по ней одна, не вздрагивая каждый раз, когда кто-то проходит рядом.

— Сможешь. — Он снова гладит меня по волосам. — Я тебе это обещаю.