Мы с Шаном не находили слов и выглядели как два идиота с улыбками до ушей.
— Я соскучилась…
Шан зачем-то схватил меня за грудки и стал трясти.
— Эсми! Мы скоро будем, малыш!
— Я очень хочу спать!
— Дождись нас! — завопил Шан, отпуская меня и бросаясь к экрану.
Эсми усмехнулась его несдержанности и кивнула.
— Я выключаю! Ускоряемся, мальчики! — моя мама заглянула в камеру, весело подмигнула и отключилась.
Еще несколько секунд мы продолжали смотреть в потухший экран, не веря в случившееся. Эсми пришла в себя! Да еще и улыбнулась, сказала, что соскучилась! Неужели больше нет той колючки «я сама»?
Переполняемые светлым счастьем, мы вернулись на места, готовясь к посадке, вот только тяжелый взгляд Эстер портил всю картину. Даже не залезая к ней в мозги, я чувствовал, как она ненавидит Эсми, как ревнует и бесится. Надо было все же оставить ее на попечение патрульных. Но, что сделано, то сделано. Просто расскажем Эсми всю правду.
Шан поднял бровь, давая понять, что знает, о чем я думал.
36. Не уходи…
Жаль, что первым, что я увидела, открыв глаза, были лица врачей и родителей Дора. А мне так хотелось видеть его самого в компании атмоса.
Пока я была ни жива, ни мертва, я многое поняла. Разум будто очистился от налета прежних убеждений, которые, по сути оказались лишь пшиком, навязанным обществом, окружающим меня, и мамой. Теперь мне предстояло разобраться в том, почему она воспитала меня такой независимой, и зачем я стремилась доказать всем, что мир выживет без мужчин, а женщина так и подавно. Пусть в этом и была доля истины, но эта истина бесследно растворилась в любви и заботе любящих меня мужчин.
Мама Дора снова пустила слезу, устало опираясь на мужа. Император же приветствовал меня бодрой улыбкой.