– Откуда такие мысли? – Он хмурится и целует мое запястье, на котором ритмично пульсирует венка.
– Ниоткуда.
– Все-таки обижаешься за то, что я ушел с Костиком кататься?
– Нет, – качаю головой.
Я правда не обижаюсь. Не могу на него обижаться – это же мой Сашка.
– Погуляем? – предлагаю с улыбкой.
– Сейчас? – Его брови удивленно ползут вверх.
– Сейчас. – Я поворачиваюсь к окну, за которым тихо падает снег: – Посмотри, как там красиво. Все серебрится в лунном свете, и кажется, что на землю спускаются ангелы.
Сашка улыбается.
– Ты ужасно странная сегодня, – замечает он. – Но давай погуляем.
Он подзывает официанта и расплачивается за ужин.
– Я схожу в номер за верхней одеждой, – говорит он, поднимаясь с кресла. – Подождешь меня в холле?
Я согласно киваю.
Сашка уходит, а я еще раз обвожу глазами зал. Он абсолютно пуст. В этот момент музыкант перестает играть, видимо, убедившись, что последние гости закончили ужин. Я торопливо подхожу к нему, когда он начинает убирать ноты с рояля, и смущенно спрашиваю:
– А можно мне сыграть что-нибудь?
Пианист удивленно смотрит на меня, но, поколебавшись мгновение, отодвигает для меня стул.
В детстве я несколько лет занималась музыкой с преподавателем, который всерьез считал, что у меня талант. Но в подростковом возрасте я увлеклась рисованием, сохранив игру на фортепиано лишь в качестве хобби.
Ласково провожу кончиками пальцев по клавишам, с удовлетворением отмечая благодарный отклик инструмента. Задумываюсь на секунду, перебирая в уме любимые композиции, и в конце концов останавливаюсь на сюите Генделя. Эта мелодия, спокойная и неторопливая, но с надрывом в самом финале, своим темпом идеально оттеняет противоречивые эмоции, которыми окрасился сегодняшний день. Мои пальцы сами собой скользят по клавишам, извлекая из рояля чудесные звуки, я закрываю глаза и полностью растворяюсь в музыке.
Последний аккорд повисает невысказанными словами в пронзительной тишине большого зала. Я слышу тихие аплодисменты и распахиваю глаза.
– Ну и ну, – раздается за моей спиной урчащий баритон Благова, запуская волну мурашек, которые ползут от копчика до шеи. – Ты не устаешь удивлять меня, Мирослава. Ты как матрешка: сколько бы ни вынимали фигурок, внутри оказываются все новые и новые. Сколько еще тайн ты скрываешь?