Твой личный враг

22
18
20
22
24
26
28
30

– Хочешь чего-нибудь? – вежливо спрашивает Даниил, забирая у меня пальто.

– Нет, ничего. – Я снимаю ботинки и приглаживаю волосы. – Только руки вымыть.

– Ванная прямо по коридору и налево, – он показывает мне направление, а сам идет на кухню.

В ванной комнате я открываю краны, регулирую температуру и подставляю под упругую струю ладони. Я знаю и не знаю, для чего сюда пришла. Еще утром ведь была уверена, что не видеться с Благовым – единственно возможный вариант. А сейчас чувствую томительное ожидание, словно верю, что все между нами еще может быть иначе.

Прижимаю влажные ладони к вискам, пытаясь унять нервную дрожь, закрываю глаза и тяжело дышу.

Что бы там ни было, сегодня все решится.

Несмотря на то что подсознательно я боюсь быть с Даниилом откровенной, знаю, что иначе нельзя. Как-то слишком все запуталось. Чтобы жить дальше, мне важно понимать, что именно я оставила в прошлом.

Когда я возвращаюсь, он стоит возле окна в гостиной, засунув руки в карманы джинсов, и смотрит на улицу. Там сгущаются ранние зимние сумерки, но Даниил не включил свет, и сейчас комнату освещает только тусклый неровный отблеск уличных фонарей.

Я делаю несколько шагов в глубь гостиной. Стараюсь не шуметь, но Благов оборачивается и смотрит на меня долгим испытывающим взглядом, от которого я теряюсь.

Замираю на месте, переминаясь с ноги на ногу, и не знаю, что делать дальше.

– Ты отлично смотришься в моей квартире, – он как-то грустно улыбается. – Весь месяц представлял тебя здесь. Не ошибся.

– Тогда почему не позвонил? – отбросив всякую гордость, без пустой словесной прелюдии задаю вопрос, который мучает меня с момента, когда самолет Сочи – Москва почувствовал под собой твердую землю. – Я ждала тебя каждый день все это время.

– По нескольким причинам, – с готовностью отвечает Благов, словно именно этого вопроса от меня и ждал. – То, что я бесился из-за того, что ты тем утром вернулась к Ковальчуку, – самая банальная и простая из них.

– Тогда какие другие?

Одно короткое мгновение он хмурится, отходит от окна и приближается ко мне.

– Когда я проснулся в доме один, знаешь, что я почувствовал? – спрашивает он, не сводя с меня тяжелого взгляда. Я молчу, и тогда он продолжает: – Облегчение.

От его признания мне физически больно. В груди растет дыра размером с Вселенную, а когда я с усилием сглатываю, горло стискивает спазмом. Я обхватываю себя руками, надеясь защититься от его слов, но они пробиваются сквозь броню, подтверждая самые неприятные предположения – на самом деле Благов никогда не хотел меня.

– Я всегда так дорожил своей свободой, – продолжает он. – Я не святой, ты знаешь. Мне было удобно постоянно менять спутниц, никому ничего не обещать и не объяснять. Но я подсознательно чувствовал, что с тобой так не получится. Я был растерян, не знал, что делать дальше. Пока ты спала в моем доме той ночью, я лежал без сна и думал, как удержать тебя утром.

– А я ушла, – шепчу я. – Потому что не представляла, как расстаться.

– Да, ты ушла. Обидела меня, разочаровала, но вместе с тем избавила от необходимости действовать и что-то в своей жизни менять. Только поэтому я испытал облегчение. – Я вижу, что признания даются ему нелегко. Он устало запускает пальцы в волосы, потом вновь поднимает на меня глаза: – Ты напугала меня, Мирослава: так легко внесла хаос в мою простую и понятную жизнь. Поэтому я уцепился за твой молчаливый уход как за единственный шанс ничего в ней не менять. Тогда я был уверен, что это к лучшему.