Посмотри в мои глаза

– Я ничего не понимаю, – растерянно бормочу я, делая отчаянные попытки не поддаваться панике.

– Вот. – Мужчина протягивает мне запечатанный конверт.

– Что это?

– Она просила передать тебе, – отзывается мужчина, вкладывая конверт в мою ладонь. – Я оставлю тебя. Ключи я забрал, будешь уходить – просто захлопни дверь.

Бросив на меня сочувственный взгляд, Дмитрий Сергеевич уходит из кабинета. Я остаюсь один.

Очень долго я стою, не шевелясь, и пустыми глазами смотрю в окно, за которым покачиваются на ветру ветки деревьев. По телу пробегает озноб. В горле зреет ком, который мне никак не удается проглотить. С минуту я просто верчу конверт между пальцами, не решаясь его открыть. Наверное, подсознательно я уже все понимаю и лишь оттягиваю момент, когда предположение превратится в реальность. Когда будет больно и окончательно. Когда станет ясно, что ничего уже не вернешь.

В итоге я надрываю конверт и достаю оттуда сложенный пополам тетрадный лист в клетку.

«Все хорошее когда-нибудь заканчивается, даже если этого очень не хочется. Мы тоже закончились. Это было лучшее лето в моей жизни. Спасибо тебе за него. И прости меня, если сможешь. Пожалуйста, проведи для ребят день самоуправления. Они этого заслуживают. Сценарий я передала Кате. Будь счастлив.

Лера».

Держась руками за стену, я опускаю голову и тяжело дышу. Адреналин пока еще туманит мозг, беспомощный гнев анестезирует нервы, но осознание того, что произошло, уже где-то рядом. Я чувствую его приближение онемением кончиков пальцев, холодным потом на спине, странным дребезжанием в грудной клетке, словно там что-то разбилось.

Глава 41

– Мне нужно с ней увидеться, – заявляю с порога, не утруждая себя формальностями. – Один раз.

С тяжелым вздохом Панин отрывает взгляд от газеты и кивает в сторону кресла напротив. Я не хочу садиться, я хочу действовать, но непреклонный взгляд директора «Синички» не позволяет мне его ослушаться.

– Мне кажется, мы это уже обсуждали, – говорит он спокойно. – Не нужно тебе ее искать.

– Мы это обсуждали, но я с вами не соглашался, – возражаю я. – Просто тогда я думал, что смогу найти ее самостоятельно, а теперь я в отчаянии.

За прошедшие с момента исчезновения Леры два дня я прошел все стадии от отрицания до злости и принятия. Я не мог есть, не мог спать, становился все мрачнее и раздражительнее, все, о чем думал… это она. Чтобы ее найти, я перепробовал все, что можно, и понял, что я, черт возьми, ничего о ней не знал! Ни то, где находится дом ее отца, ни в каком санатории лежит ее Роман. Я даже фамилию этого психа не удосужился узнать! Ни Катя, ни Матвей, ни одна живая душа в лагере не смогли сказать мне ничего вразумительного о том, почему она пропала и куда могла отправиться. Ее телефон молчал. А значит, Панин оставался моим единственным шансом. И я не намерен его упускать, чего бы мне это ни стоило.

– Она не хочет, чтобы ты искал ее, – замечает Дмитрий Сергеевич. – Не усложняй и без того непростую ситуацию.

– Какая, сука, ситуация? – не выдерживаю я, срываясь на крик. – Я ни хрена не знаю! Что с ней? Где она? Почему она не захотела обсудить со мной свою ситуацию? Она, блин, говорила, что любит меня. В ночь накануне своего исчезновения она спала со мной! И что я получил взамен? Ничего! Намарала на бумаге три предложения и исчезла, ничего не объяснив, а я что должен делать? Я ее люблю. Я, мать твою, ради нее сдохнуть готов. Но у меня нет даже такой возможности!

Впервые в жизни меня трясет от ярости. От обиды. От горечи. От несправедливости того, как Лера со мной поступила. Эмоции слились в один противоречивый комок, который рвет меня на части: держать его в себе я просто не в состоянии.

– Валерия меня за это не поблагодарит, – ворчит Панин, сочувственно глядя на меня.