— Я думаю, мы могли оставить лучшее напоследок, — напевает Кросс в свой микрофон. — Наша последняя холостячка — это новое лицо на общественной сцене Чикаго. Она недавно переехала сюда из Москвы! Таким образом, вы можете быть уверены, что есть множество мест, куда вы сможете повести ее на свидание, которые она еще не посещала. Пожалуйста, поприветствуйте Елену Енину!
Я иду по сцене, мои ноги подо мной затекли, как будто мои колени внезапно забыли, как сгибаться. С этого ракурса свет гораздо более ослепительный, и мне приходится сопротивляться желанию прикрыть глаза рукой. Маленькая метка X, которую мы должны были найти, полностью исчезла на блестящем деревянном полу. Я должна угадать, где я должна остановиться.
Я смотрю в лицо толпе. Я бы не сказала, что у меня есть страх сцены, но я не люблю, когда на меня пялятся незнакомцы. Я чувствую, что толпа стала тише, чем была с другими девушками, меньше свиста, может быть, потому, что у меня нет друзей, или, может быть, просто потому, что я выгляжу свирепой при резком освещении.
Сначала я вижу своего отца. Он сидит рядом с Адрианом, его глаза сверлят мои. Он оглядывает меня, как архитектор, осматривающий незавершенное строительство, с расчетом и суждением. Не с любовью.
Затем я медленно поворачиваюсь, чтобы мои глаза встретились с Себастьяном. Он больше не смотрит на телефон. Он смотрит на меня, губы слегка приоткрыты. Он выглядит удивленным. И… я надеюсь… заинтересованным. Интересно, бьется ли его сердце так же быстро, как мое?
— Елена говорит на трех языках: английском, русском и французском. Она опытная пианистка и отличная лыжница, — декламирует Кросс. — И нет, ваши глаза вас не обманывают, мне сказали, что в ней 5 футов 11 дюймов, — смеется Кросс.
Я не знаю, правда ли это на самом деле. Я не измеряла себя целую вечность, я могла бы быть выше шести футов. Но это не подобает леди, поэтому мой отец сказал самый высокий допустимый рост. Он всегда разрывается между условностями и желанием похвастаться.
— Должны ли мы начать торги со стандартных двух тысяч? — Кросс говорит.
Я почти боюсь смотреть на толпу, чтобы увидеть, поднимет ли кто-нибудь свою табличку для ставок. К моему огромному облегчению, пять или шесть табличек немедленно взлетают в воздух. Однако не Себастьяна.
— Три тысячи? — Кросс говорит. — Четыре тысячи?
Количество участников торгов не уменьшается. На самом деле, очевидное рвение нескольких мужчин, похоже, побуждает других к действию. Теперь семь или восемь человек делают ставки, когда Кросс говорит:
— Как насчет ровных пяти тысяч? Шесть?
На самом деле я не обращаю внимания на других мужчин. Мои глаза перебегают на Себастьяна, чтобы посмотреть, поднимет ли он табличку. Она лежит плашмя на столе перед ним. Сомневаюсь, что он прикасался к ней всю ночь.
Темноволосая девушка, сидящая рядом с Себастьяном, наклоняется и что-то шепчет ему. Он быстро качает головой. Я не знаю, говорят ли они обо мне, но это заставляет мое сердце биться еще быстрее.
— Семь тысяч? Восемь? Как насчет девяти? — Кросс говорит.
Торги нисколько не замедлились. Когда счет доходит до десяти тысяч, пара игроков выбывают, но те, кто остается, поднимают свои таблички все быстрее и быстрее, чтобы обеспечить свои ставки.
— Двенадцать, — говорит Кросс. — А как насчет тринадцати? Это вам, мистер Энглвуд. Сейчас четырнадцать? И пятнадцать.
Торги в основном сосредоточены между мужчиной по фамилии Энглвуд, которому на вид около сорока лет, у него густые черные волосы и борода, и красивым молодым человеком в ярком костюме, похожим на финансиста. Он сидит за целым столом мужчин, которые выглядят точно также, как он, и они подстрекают его. Третий претендент — мужчина гораздо старше, который может быть персом или арабом.
— Шестнадцать? — Кросс говорит. — Семнадцать?
Внезапно, импульсивно, Себастьян хватает свою табличку. Он кричит:
ebooksa