— Ну?
— В перестрелке уделаю с ещё большей вероятностью. Вам незачем было врываться ко мне.
— Я в курсе, Драйв. Но я добьюсь от тебя разъяснений.
— Что ж, раз вы столь настойчивы и не отступитесь… Да, мы и наши учёные сумели вырваться за пределы этого, так сказать, мирка. В параллельные реальности. Это случилось с изобретением устройства для джампинга в 2009-м году. И что теперь с вами делать, ума не приложу. В общем, у вас есть два варианта. Первое — умереть, здесь или чуть позже, всех моих агентов вам всё равно не победить. Второе — вновь сотрудничать. И этот вариант, хех, также предусматривает смерть, так как не предусматривает выхода на пенсию. Но — вы получите шанс дотронуться до иных вселенных. Выбирайте. Да уж, не завидую вашему положению. Однако назвался говном — полезай на лопату. Да, и, если предпочтёте партнёрство, оплату труда обещаю достойную.
— А не пошёл бы ты, Драйв!..
— Размышляйте, Нева, даю вам целую минуту.
— Чёрт, думала, сразу пристрелишь… Я согласна.
— Тогда в вашем бытие началась новая полоса. Вскоре пройдёте обособленный курс обучения и приступите к выполнению новой миссии… — Драйв хлопнул Неву по плечу. — Поздравляю!
Если человек решается на что-то сумасбродное, он обычно не готов к неминуемым последствиям. Если человек решается на что-то сумасбродное относительно времени, пространства, Всего Сущего — чего-то неприкасаемого, в общем, такого, как Чернобыльская Зона Отчуждения, к последствиям в принципе заранее подготовиться нельзя, потому, что они непредсказуемы и могут быть какими угодно. Например, сознание наглеца перемещается в тело рандомно выбранного человека в далёком-далёком будущем, а его собственная физическая оболочка помещается в автоклав. Но два разума в одном теле — неравновесие. Исконную личность-то, первое слагаемое, никуда не дели. Поэтому одна личность подавляет другую, вычёркивает её из памяти. Ведь та, новоприбывшая личность, абсолютно не адаптирована к нормальной жизни в 2358-м году, будучи незнакомой с передовым укладом жизни, технологиями, устройством мира и языком, на котором говорят вокруг, поэтому она и остаётся в самом уголке, проигрывает позиции лидирующему сознательному, с самого рождения влачащему бытие в этом чудном новоявленном мире, в те, старые времена, могущем быть разве что выдуманным писателями-фантастами. Но полностью убить разум можно только прямым выстрелом в голову. Когда жалкая часть, пятнышко личности, всё же сохранено в неприметном уголке мозга, оно будет бороться — и проецировать свою память по направлению к врагу, сдавливать его, сражаться за «место под солнцем». Это чужое не даёт главенствующему сознанию нормально существовать. И бьётся в панике.
Человек пришёл в себя в нигде. Раньше он был Авраамом Вентоновичем Гуговым, но теперь Гугов отчалил в никуда, почил, по крайней мере, в той вселенной, а здесь он превратился в сталкера Лёху-Ярого, вновь обрёл свой разум и сейчас больше всего на свете мечтал вернуться в Зону — не во сне, а взаправду вернуться, он соскучился по своему дому. Но Зоны больше не было. Авраам Гугов и Ярый долгое время находились в теле одного человека. Но сейчас — они разделены, и каждому по заслугам… Авраам Гугов смог выбраться из депрессии благодаря своему ангелу-хранителю, чудесной, прекрасной девушке. Её частичка всегда скрывалась в душе Ярого. Лиза. Она ждала его, тянула к себе…
Пассаж девять
Гештальт
Дождь исчерпался, туман развеялся, и сделалось немного пусто. Небо серое, без намёка на радугу. Угрюмые патрульные с автоматами и дозорщики на вышках. Ярый умел ждать, и вот пришёл момент, который англичане именуют «suitable» — самый что ни на есть подходящий. Чернобыльские львы — существа страшные, не бегут, а будто плывут над землёй; белые клыки, убивающие безболезненно, исподтишка. Горящие ненавистью три красных глаза и крылья, благодаря которым мутанты могут вспорхнуть ввысь на несколько метров. Вот такая краткая характеристика этих чудищ, а поподробнее ничего не говорилось даже в «Энциклопедии Зоны», так как тех, кто мог более-менее достоверно передать инфу о так называемых львах, попросту не было, ведь выжить в стычке с ними было величайшей удачей. Из какого точно животного появился мутант, догадаться представлялось трудным (вероятно, микс), и львом его называли только по причине силового его превосходства в сравнении с другими монстрами Чёрного Края… К пси-атакам у льва почему-то был иммунитет, кровососа он рвал, как тузик грелку. И целых две особи этого вида с Ущелья ринулись на блокпост; уязвимы наперво оказались пехотинцы, стоящие подле вышек внизу. Один из львов нарвался сразу на три растяжки, но продолжил мчаться вперёд, особо не заморачиваясь по поводу пронзивших тело осколочков. Автоматчики начали отбиваться, и полегли, словно кегли, один за другим.
Ярый с Морсом спрятались в берёзовой роще, чудом добравшись туда незамеченными по узкой тропке между двумя огромными «ураганами». Морс залез на дерево, Ярый просто всё узрел со своим превосходным орлиным зрением. Вот сталкер выбирается из зарослей, подхватывает тело одного из убитых вояк, ползёт с ним под кустовой полог. Снимает с мертвеца армейскую форму и облачается в неё, для наведения маскировки. Смешался с защитниками блокпоста и присоединился к битве, постреливая из «режимовского» пистолета, после чего убрался подальше. Оббежав вышку, дерзнул пробираться к полю. Мимо большинства солдат, стерёгших западную часть, он пробрался скрытно; тех, что его приметили, застрелил, пока они не подняли дополнительный шум и не открыли огонь по нему.
Морс чего-то замешкался — вроде по договорённости почти сразу за напарником должен был стартовать, а как настала надобность, прошляпил-промедлил. Ну, сейчас явно пора последовать примеру Ярого, а не продолжать высиживать на деревце.
Заработал пулемёт, задевая очередями некстати подвернувшихся своих. Но и львов стрелок остановил, добивали мутантов уже с вышек снайперы и с расчёта гранатомётчик. Морс переоделся в комбез другого военстала-трупака и практически преодолел первый этап пути. Ярый уже бы оказался в поле, но дорогу загородил джип с пулемётом и трое автоматчиков. Как назло, сталкер очутился на открытом пространстве, и в ближайшие полминуты либо обнаружили бы тела убитых им патрульных, либо вояки впереди повернули бы головы и определили самозванца в военной форме. Но Морс — не сплоховал. Не подвёл турист. Начни Ярый стрелять в солдат, ему чисто физически не хватило б времени убрать всех и не попасть под пули, но Леонид из снайперской винтовки, коей владел когда-то Заяц, успел снять ровно троих боевиков, а о четвёртом армейце позаботился Ярый, замочив его из своего ствола. Ярый сумел благодаря напарнику, столичному гостю, скрыться в поле, и лишь одна пуля настигла его в лопатку. По Морсу дали залп из миномёта и РПГ одновременно, дабы не церемониться, и он, как Бабуин, делал свой выбор, предвидя предстоящее. На месте мощного комбинированного взрыва в земле осталась дымящаяся воронка.
Ярый шагал через возмутительно жёлтое ржаное поле с пулей в спине и двумя пистолетными обоймами. В выси простиралось гладкое бирюзовое небо, на которое наслаивались нерасторопные кучевые облачка. Позади земля разукрасилась ржавыми набросками обглоданных исчадиями Черни трупов. Да, сталкер извернулся, уцелел. Небеса вперились в него злорадными тучами, вопрошая-подтверждая: «Добился своего»… Высь расхохоталась, подставив затем презрительно-фыркающее «сталкер». Он добивался жизни, зато походя уничтожил её столько, что теперь самому пользоваться как-то неудобно. Зловещая тирада владыки гроз прервалась, и небо прикусило язык. Ярый молча показал верху средний палец. Выживший наконец прозрел и проснулся. Всё, что до — было этаким лунатизмом, прогулкой-сном наяву. Но явь виделась иначе, так, как теперь может быть представлено только воображаемое…
Ну, и поделом. Кому петь-то, если все уснут беспробудно. Ярый проснулся и понял, что переиграл ВСЕХ — и судьбу, и небеса, и Зону, и себя вкупе с личностным предназначением. Только сдалось Лёхе этакое дармовое счастьишко… Он жил — и вожделенное не раз подкидывало ему шанс уйти. Такую смерть, что стоила всей прожитой жизни. Это спорно довольно, но две несовместимые величины, как жизнь-смерть, всё равно не соизмерить, поэтому можно считать одно случайное равным и отталкиваясь от этого, расценивать иные количественные величины несоизмеримостей — тоже спорно, потому что равность постанавливается собственным мироощущением. Но нет того, чего нельзя было б оспорить.
Конечно, Дима Шухов не зазря выдал тогда, что безвыходных ситуаций — не бывает в принципе. Вот только иной раз лучшим выходом будет собственновольно вылететь в кювет. Конца нет — после точки всегда будет новое предложение, пусть уже в другой книге. Так правильнее ли отпустить собственную попытку, чтобы продлить другие?.. Пусть потом их мучает совесть, а дрогнувший останется ни при делах и может вдобавок гуманистом. Стоит ли ради своей шкурки сдирать её с сотен других? Соизмеримо ли карабкаться из пропасти, когда постылый чугунный крюк, идущий из бездны, подцепил твою душу и тянет её вниз? С каждым твоим рывком к поверхности, подогреваемым надеждой вернуться на кромку, крюк будет тянуть сердце в противоположном направлении, и получится, что, освободившись от крюка, ты потеряешь самое ценное, ради чего и стоило взобраться назад, на заветную кромку, с которой сверзился как обычно из-за ерунды (обувь, скажем, была скользкая, или не дай бог сам сдуру сиганул).
Лучше смиренно принять смерть человеком либо выжить не им? Нет, наивеличайшая драгоценность для человека не просто жизнь, а жизнь такая, какая дана человеку. Своя. А беречь нужно всю жизнь везде, потому что субъективно принадлежащая одной личности неотделима от всеобщей вселенской «жизненной материи».
ebooksa