В этот раз я точно перестаралась. Братец мне, конечно, сейчас ничего не сделает, но ворчать и дуться будет долго. И помощи Дедуле в приведении игрушки в «эстетическое соответствие», как Дэн это называет, будет маловато. Как только мой Крашик следом за Элькой уходит в игру, я сползаю с дивана и на коленках по-детски семеню к креслу брата. Складываю руки на его коленях, прислоняю на них голову, вывернув её так, чтобы видеть его глаза.
— День… Деня.
— Чего тебе? — уже надулся.
— А ты знаешь, что ты мой любимый братик? И я тебя очень люблю.
— Не знаю. — Приплыли, обиделся, так обиделся.
— Ты можешь меня побить, если хочешь, можешь на меня сердиться, но я тебя люблю. Ты у меня самый лучший брат и вообще самый лучший. И самый умный. Я даже готова признать, что ты умнее Крашика.
— Зато я сам в этом сомневаюсь. Не подлизывайся.
— Буду, пока не перестанешь дуться. Ещё и плакать начну, хочешь? — Без тяжелой артиллерии, похоже, никак.
— Ты что вытворила, зараза? — Сдвиг, пошла конкретика.
— Тебе Элька понравилась? Девчонка красивенькая, умненькая, всё при ней, так?
— Симпатичная. Умниц таких я вообще не встречал. — Дэн невольно повернул голову, чтобы увидеть её.
— И поверь мудрой женщине, ты ей тоже симпатичен. — На тебе, поехидничай.
— Это ты – мудрая? – Повёлся любимый братик.
— Хорошо, поверь глупой женщине. Так вот, всё это я устроила только с одной целью. Я не хочу, чтобы одна и та же история повторялась до бесконечности.
— Какая история? — Хмурится, но внимательно слушает.
— Мой брат не замечает ту, которая рядом, она уходит, он до бесконечности несчастен. И всё по новой, потому что когда Дэн страдает, он не видит рядом никого, а когда перестаёт страдать – погружается в работу и опять не замечает никого.
— И что ты предлагаешь?
— Удели девочке капельку внимания. Только не так, как с Литой.
— С тебя утешитель…
— Я знаю. Я вообще дурочка, а сейчас ещё и пьяная. Так что мне сейчас можно любую чушь молоть. Вот скажи, Крашику она нужна?