Шар на моей руке ничуть не меньше тех, которые он держал тогда, когда спасал нас.
Я пытаюсь отдышаться, ноги продолжают дрожать. Разворачиваюсь.
— Зачем так сильно? — Пытаюсь улыбнуться и замечаю, насколько пересохли губы.
— Ты попросила помочь, — он улыбается, — а заодно показал, куда может завести невинный флирт.
«Манипулятор и довольно жестокий» — Она явно смеется и явно надо мной.
— Черт бы тебя побрал. — тушу шар и этой же рукой луплю его по плечу. — Какой же ты гад.
Упираюсь лбом в его грудь.
— Я успела смириться с тем, что не смогу остановиться и с тем, что не хочу останавливаться, даже если через мгновение умру. А ты только погладил меня по спинке… У вас с Энжи всегда такой накал страстей? — Смотрю в смеющиеся глаза и сама отвечаю на свой вопрос. — на порядки выше. Какой же силой была бы наделена её магия?
— Скорее всего, миру повезло, что она в этом состоянии абсолютно не умеет концентрироваться. — Он продолжает смеяться и удерживать меня на непослушных ногах, а мне хочется плакать и в то же время я благодарна ему.
— Краш, ты самый жестокий садист из всех возможных. За то, что ты со мной сделал, я одновременно готова тебя убить и расцеловать.
Он помогает мне сесть на табурет. Откидываюсь к стене и закрываю глаза, вспоминая недавние ощущения. Едва поднимаю ладонь, на ней вспыхивает огненный шар. Тушу, зажигаю снова, повторяю это с открытыми глазами, легко зажигаю шары на обеих ладонях. С улыбкой смотрю на него. Он пальцем проводит по моему лицу, стирая слёзы, я их замечаю лишь влагой на его пальцах. Я прислушиваюсь к его прикосновениям и с каким-то разочарованиям понимаю, что не чувствую ничего, кроме легкой приятности от дружеской заботы. Почти с любовью повторяю:
— Черт бы тебя побрал.
***
Краш.
Все великие революции начинаются на кухнях — аксиома.
— Хм… — Макс смотрит на Ольгу заинтересованным взглядом. — А идея не такая и бредовая. Может сработать.
Ольга насупливается, пытается возразить, но он неожиданно начинает громко смеяться.
— Наоборот, — объясняет явно ей, — она настолько бредовая, что может сработать.
Она улыбается, наметившаяся морщинка на лбу исчезает. Мне почему-то не очень нравятся флюиды между этими двумя. Смеюсь про себя, что сильно привык, что её симпатия принадлежит только мне. Форменная собака на сене – это обо мне. Радуйся, дурак, что твой друг выздоравливает от болезненной страсти, которая тебе самому не нужна, хотя и льстит твоему самолюбию. Но сейчас почему-то это свинское самолюбие уязвлено.
— Серый, ты что думаешь?