И Леля исполнила все, что задумала, – много гуляла, заходила в кафе и все время думала о Катьке. Дочь совсем рядом – вдруг позвонит? И вот тогда она примчится! Или позвонит Леля, а Катька скажет: «Мам! Я скучаю! Ты меня… прости!» И Леля примчится. Тут же примчится! «Всего полчаса – и я ее обниму, забыв все обиды и боль, – думала Леля. – Это же мой ребенок, и ему сейчас плохо. Наверное, хуже, чем мне. Дикость какая – я праздно шатаюсь, как медведь-шатун, по этому нарядному рождественскому городу, где повсюду спешат озабоченные и счастливые люди, занимаю себя всякой ерундой, пытаюсь убить время, а совсем рядом, в получасе езды, страдает моя дочь. Невыносимо страдает моя глупая, маленькая девочка. Ни обнять тебя, ни утешить. Ни поплакать вместе с тобой».
В галери Лафайет она выбрала Катьке подарок. Все-таки Новый год, как ни крути. Пусть ребенок хоть чуть-чуть, да порадуется! Упаковала все – новый свитер, перчатки, серебряные сережки с голубой бирюзой – в красивую коробку. А еще пушистого маленького мишку в клетчатом костюмчике и коробку марципанов – дочь их любила. Ну и открытку: «Катька! Я очень тебя люблю!» И заказала доставку – с уточнением: если мадемуазель Незнамовой не будет дома, оставьте посылку консьержке.
Ну и конечно, купила подарки мужу и Галочке. Глянула на остаток на карточке и ужаснулась. А что делать? Ведь Новый год. Весь день набирала телефон М. – он по-прежнему не отзывался. И уже все это казалось странным.
А вот Галочка трубку тут же взяла.
– Как дела? Да все нормально. Все по-прежнему, да. Послезавтра выписывают. Совсем? Думаю, нет. Сказали, что через неделю снова уколы.
Про то, что приезжает, Леля не сказала – пусть будет сюрприз. На следующий день выходить было совсем неохота – провалялась целый день в кровати. Спала, смотрела телевизор и снова спала – набиралась сил. И все время, конечно же, набирала номер телефона М. Трубку снова не брали. К вечеру позвонила ему в приемную. Секретарша сразу ответила. Леля подумала – блондинка или брюнетка? Даже голоса у них были одинаковые.
Попросила представиться и ответила:
– Георгий Валерьевич уехал. Надолго? Надолго. Будет отсутствовать почти полтора месяца – командировки, а потом зимние каникулы, как понимаете.
На вопрос Лели, не передавал ли он для нее информацию, ответила жестко, с вызовом:
– Ничего для вас нет!
Леле показалось, что она ухмыльнулась.
Вот так – и она все, разумеется, поняла. Укрылась с головой одеялом – вот так. Выходит, у нее нет больше бизнеса. Нет как не было. Все зря. Все эти годы. Весь этот труд. Вся эта каторга – с кредитами, займами, потугами и усилиями. Все зря. Все для кого-то – для дочери, мужа, когда-то – для мамы… Жаль, что не успела додать ей многого – мама ушла еще до ее грандиозных успехов и приличных денег.
Как жить, а? Как жить дальше?
Зачем он обещал, зачем обнадежил? Допустим – не получилось. Хотя верилось в это с трудом – он всемогущ, этот М.! Звонок в банк, и ему не откажут – слишком крупная фигура, большой авторитет.
Не получилось? Или не захотел, чтобы получилось? Не захотел просить, обращаться? Ведь там как – сегодня ему, а завтра он, все понятно. Ради чего ему обязываться? Ради нее? Да кто она ему такая? Правильно – никто.
И все-таки можно было взять трубку и просто ответить: «Да, извини, не получилось». Или просто – «не получилось». Даже и не надо извиняться!
Пролежала до вечера, до темноты, укрывшись с головой одеялом. Как будто отгородилась от этого мира, не хотела видеть эту жизнь, «идти» в нее, нырять, чтобы…
От дочки пришла эсэмэска: «Спасибо, мам». Всего-то два слова.
Ну, хорошо хоть так.
Леля оделась и вышла на улицу. Снег окончательно растаял, словно и не было, – Европа. Долго бродила по улицам, наматывая круги – чтобы хоть чуть отпустило. Промерзла до костей – зябко, сыро, промозгло. Вернулась в отель. А на ночь приняла таблетку – поняла, что так не заснет.
ebooksa