Всё началось с того, что вечером в Клариной квартире раздался дикий, наполненный ужасом крик. Кричала, конечно же, сама Клара.
Я как раз занимался с Нюрой историей Революции (для этого она пригласила проконсультировать меня ещё и Гудкова, тот, конечно, покрутил носом, но отказывать в помощи в воспитании подрастающего поколения не стал, на пару минут заглянул, принёс какую-то замусоленную брошюрку). И в этот миг на втором этаже раздался дикий крик.
— Клара! — охнула Нюра, а Гудков, матюгнувшись, выскочил в коридор.
Мы с Нюрой ринулись следом, забыв даже об истории Революции.
Квартира Клары напоминала театр абсурда: по всему пространству помещения горели свечи. Много-много свечей. Причём все они были чёрными. А посреди комнаты, на столе, стояло большое круглое жестяное блюдо. Но котором красовалась голова Романа с выпученными остекленевшими глазами.
На полу, в глубоком обмороке лежала Клара. Рядышком на стуле, весело болтая коротенькими ножками, сидела и довольно скалилась Мими.
Что тут началось! Гудков орал. Бывалов орал. Люся и Нюра истерили. Гришка матерился. Зёзик икал. Жорж схватился за голову.
Гудков потом долго искал виноватых, проверял алиби у всех, а потом у каждого по отдельности. В общем, началась та ещё суета.
А вот Клара перепугалась не на шутку. И после этого опять зачастила в церковь. Она исправно посещала все заутренние молебны, обедни и так далее. Обвешалась крестиками, чётками, стала ходить в длинной юбке и в глухом платке. И постоянно шептала молитвы.
Гудков с ней боролся, ведь где это видано — агитбригада, передовое идеологическое звено, авангард кульпросвещения и борьбы с поповщиной и суевериями, и один из её членов исправно ходит в церковь и бьёт там поклоны. В общем, на каждом общем товарищеском собрании Клару старались пропесочить. В ответ она лишь кротко улыбалась и шептала под нос молитвы.
Гудков уже отчаялся бороться с нею. Хотя иногда, когда она уставала «быть битой», то начинала мстить Гудкову, но мелко, по-бабьи. Поэтому пока она была занята спасением своей души и войной с Гудковым, то от меня отстала. Я понимал, что это всё временно, но сейчас пользовался передышкой.
В-четвёртых, нашли труп Романа. Точнее то, что от него осталось. Без головы конечно же. И теперь к нам зачистили ответственные товарищи с попытками вынюхать правду и нашу причастность. Это значительно сплотило коллектив.
Но главное событие было в том, что Семён Бывалов бросил Люсю Пересветову. Злые языки поговаривали, что она доигралась. Гудков имел с нею длительную беседу при закрытых дверях. Оттуда она вышла с красными заплаканными глазами, а Гудков злой, как собака. Он направился прямо к Бывалову, вытащил его за шкирку в коридор и прямо при всех дал ему в морду.
После этого он лично свозил Люсю в соседний городок. Оттуда она вернулась только через неделю, притихшая и бледная. На все вопросы отмалчивалась. В основном, сидела у себя в комнате и молча смотрела в окно.
А Семён Бывалов из агитбригады сразу после этого исчез. Как прокомментировал его скоропалительный отъезд Жорж: «Всё теперь встало на свои места».
Так что народу у нас уменьшилось, а вот репертуар Гудков решил расширять.
Как-то, в один солнечный день, он собрал нас в актовом зале хлябовского клуба и сказал:
— Разленились, канальи! Вот я за вас возьмусь! Скоро обратно возвращаться, а у нас троих человек нету, одна в поповщину ударилась, вторая в блядство, остальные или бухают, или по бабам шляются, а работать кто будет, товарищи?
Товарищи промолчали, стараясь не встречаться с Гудковым взглядами.
А он зло сказал: