Недостойный сын

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я здесь! — обозначаю себя уже на полпути к нему.

Кузнечиком запрыгиваю в открытую дверь и без сил опускаюсь на скамью. Венцим усаживается рядом, а карета быстро набирает ход. В полутьме замечаю ещё одного человека, но различить, кто это невозможно.

— Замёрз — хорошо. Глупый — плохо, но тоже хорошо, — ехидно говорит незнакомец, и я сразу узнаю манеру дяди Браира, канмерта Двуликого Хирга.

— Чё ж хорошего?! — огрызаюсь я, кутаясь в отцовский военный камзол. — Так и заболеть недолго!

— Мёрзнешь — значит, чувствуешь. Чувствуешь — значит, живой.

— Уже чуть живой!

— Это потому что глупый, был бы умным…

— Да хватит уже! — взмолился я. — Что вы тут делаете, и как нашли меня?

— Это всё Браир вычислил! — поясняет отец, протягивая флягу. — На-ка, глотни! Выдержанное виноградное пойло сейчас важнее вопросов. Ещё не хватало, чтобы действительно заболел! Приедем на место — поговорим обстоятельно.

Тряслись в карете долго. Браир тихо попивал, а отец просто молчал, внимательно рассматривая меня, будто бы искал что-то, чего раньше не замечал.

При свете наступающего утра было видно, что город остался позади, и мы движемся по дороге, вдоль которой стоят фруктовые деревья, старающиеся в стелющемся по земле тумане проснуться от первых лучей солнца. Вопросов и эмоций в голове хоть отбавляй, и я пытаюсь разложить их по полочкам, чтобы в полной мере осознать события этой ночи.

Первое и самое главное чувство — разочарование. Ирисия отлично справилась и ярко показала мне, как в одну секунду блаженство может перейти в боль. Её поцелуй уже не казался приятным, а больше напоминал укус змеи. Продуманный, циничный… Теперь понимаю в полной мере, насколько были ей противны мои прикосновения — девушка постоянно ждала подобного эффекта. Умом догадывался, но ощущения намного сильнее любых логических заключений. И слова… Представим на секунду бредовую ситуацию, что она вдруг призывает меня и говорит, что любит. Поверю ли? Теперь уже нет — дерьмо для любимых не заготавливают.

А прошлый Ликкарт? Что сделал он? В принципе, то же самое. Пусть не физически, но морально облил её. И не из маленького кувшинчика, а с ног до головы окатил своим предательством, выставив обнажённую, доверившуюся душу на пересуды высокородных сплетников, которые навсегда запомнят Ирисию, как оступившуюся глупую эканганду, чего бы она в своей жизни хорошего ни сделала впоследствии. Права была мудрая Литария — нужно было учитывать и этот момент.

Что остаётся мне? Закрытая дверь, в которую не стоит ломиться, тем более, уже не так и хочется. Объяснить своё настоящее перерождение не могу, а выпрашивать побитой собакой милостей не стану. Буду просто служить стране. Эканганда же… Мне жёстко и грязновато указали место! Её право, только и я имею право не согласиться с ним. Унижаться или злиться не собираюсь. Как она написала в той записке? «Пора заканчивать нашу войну». Будем считать, что закончена… Армии разошлись и забыли друг о друге, чтобы не проливать лишнюю кровь, вспоминая былые обиды. В таком противостоянии победителей нет.

За этими мыслями не заметил, как приехали в какой-то захолустный храм. Какому богу он принадлежит? Да тут особо и думать нечего, если сюда нас доставил канмерта Хирга Двуликого. За всё время пребывания в Синцерии я так ни разу и не удосужился посетить храмы — особой религиозности в себе не чувствовал, и то одно, то другое постоянно отвлекали от экскурсий. Плохой из меня «турыст» получился — даже фотоаппарата нет, а в этом деревенском святилище он явно бы пригодился. Первое, что бросилось в глаза, как вошёл — хаотичность. Ни одного прямого угла и законченной линии! Даже окна и те имеют каждое разные длины сторон, скособоченно примостившись около крыши с неровным потолком. Чувствую, как у самого скособочивает мозги.

Посреди зала стоит статуя самого Хирга Двуликого… Несколько раз с любопытством обошёл вокруг него. Занимательная композиция: два, глядящих в противоположные стороны, «сиамских близнеца», имеющих общие спину и затылок. Одна ипостась Хирга представляет улыбающегося толстяка, рукой сжимающего за лезвие кинжал, а вторая — похожего, но измождённого, с выпирающими рёбрами, грустного мужчину, обхватившего ладонями бутылку вина. Необычный бог своей несуразностью и скрытым смыслом притягивает и отталкивает одновременно. Хорошо — плохо, плохо — хорошо…

— Что? Нравится тебе мой господин? — говорит слегка захмелевший Браир. — О чём задумался, племянничек?

— О заднице… — отвечаю первое, что взбрело на ум. — Все говорят «задница Хирга», а получается, что нет её у Двуликого, раз до ног всё сросшееся. Как испражняется своим не менее «хирговым дерьмом»? Если никак, тогда понятно, почему с ума сошёл — столько веков не иметь возможности нормально потужиться даже боги не выдержат.

— Ахаха! — зашёлся в хохоте канмерта. — Какое ценное наблюдение, ранее не приходившее мне в голову! Спасибо! Поразмыслю, и обязательно в своей речи перед поклоняющимися упомяну! Но сейчас другие делишки важны. Пойдём-ка в мои покои.

— А где отец?