Четыре плота… По трое на каждом… Двенадцать человек уже никогда не вернуться… На душе стало тоскливо и праздничное весёлое настроение сошло на нет.
– Пошёл я к себе. Чувствую, что надо вурту настроить и вечером помянуть погибших хорошей песней.
– Правильно. – согласно кивнула Тиусса. – Иди, Тень, и уж постарайся! Мы тебя тревожить не будем.
Вернувшись в свою комнату, я взял инструмент и задумался. Чего бы из прошлого перевести на местный язык? В голову ничего не лезло, пока вдруг не вспомнилась одна не слишком известная, но очень мне понравившаяся песня. Розенбаум… "Вечерняя застольная", как ни никакая другая, подходила к моменту. Взяв серый лист бумаги и грифель стал адаптировать слова, пытаясь передать такой простой и пронзительный смысл текста.
Не заметил, как наступил вечер. От последней доводки песни меня отвлёк тихий стук в дверь.
– Ты это… Готово? – спросил меня, просунув голову в комнату, слуга. – Собрались все. Только тебя и ждут! Даже вино нетронутое!
– Сейчас буду. – обнадёжил я мужчину.
Оделся, привёл себя в порядок и взяв вурту, пошёл к народу.
Зал в таверне действительно был забит до отказа – яблоку негде упасть.
– Воительницы! Храбрые защитницы и защитники Нест! – начал я, взобравшись на импровизированную сцену. – Честно скажу – не моя это песня, но в моем мире тоже знают горечь утрат и радость жизни. Один очень талантливый человек написал её и извините, если некоторые слова покажутся странными и непонятными.
– Ничего! – крикнула воительница из зала. – Хорошую песню и без слов поймём! А то, что будет непонятно – потом спросим!
Одобрительный гул прошёлся между столов.
– Ну, что ж…
Перехватив вурту поудобнее, я взял первые аккорды и стал петь. В зале стояла гробовая тишина. Все внимательно слушали со слезами на глазах, не притронувшись к еде и вину.
Последний куплет пропел как можно сильнее, вкладывая в него всю душу:
– "Родные!
Нас в живых ещё не так мало.
Поднимем!
За удачу на тропе шалой!
Чтоб ворон, да не по нам каркал!