Грейс взглянула на сына. Тот наклонился, гладя равнодушного даксхунда. Собака полностью игнорировала все попытки Генри подружиться. Лицо Евы отражало сдерживаемое из чувства приличия недовольство. Нарядилась хозяйка в одну из своих многочисленных кашемировых «двоек». В ее гардеробе были богато представлены все оттенки бежевого, от почти белого до почти коричневого. Но в основном Ева предпочитала желтовато-бежевый – именно в этот цвет она была одета сегодня. «Двойки» ей очень шли – во-первых, открывали изысканные ключицы, а во-вторых, выгодно демонстрировали грудь Евы, которая, несмотря на впечатляющие размеры, совершенно не обвисла. А ведь хозяйке было шестьдесят два года.
– В чем дело? – спросил отец. Он только что вернулся от расположенного в гостиной бара с графином виски.
– Похоже, Джонатана к ужину можно не ждать, – сухо пояснила Ева. – Мы ведь, кажется, договорились, что ты заранее позвонишь и скажешь, если он не приедет.
Это была правда. Грейс действительно обещала позвонить. Но неужели ее промах настолько серьезен, что заслуживает ледяной волны осуждения?
– Извини, Ева, – принялась оправдываться Грейс. Оставалось только уповать на весьма сомнительный проблеск милосердия со стороны сурового судьи. – Мне очень жаль. Совершенно вылетело из головы. И вообще, я все ждала, когда Джонатан позвонит… думала, вот-вот…
– Ждала, когда позвонит? – Вид у папы стал почти оскорбленный. – Не понимаю. Разве ты не можешь сама позвонить собственному мужу?
Грейс устремила на папу и Еву предостерегающие взгляды, однако постаралась скрыть раздражение. Потом спросила Генри, много ли задали в школе.
– Только по основам науки, – ответил сын. Генри сидел на полу и чесал за ушами у неблагодарного Карла.
– Тогда пойди в кабинет и по-быстрому все сделай.
Генри встал и вышел. Собака осталась.
Грейс рассудила, что лучше всего преподнести новости непринужденно, будто ничего особенного в ее семейной жизни не происходит. Вдруг случится чудо, и отец с Евой для разнообразия оставят Грейс в покое?
– Джонатан куда-то запропастился, – проговорила Грейс с напряженным смешком. – Если честно, понятия не имею, где он. Вот такая незадача.
Отец с Евой, конечно, на этом не успокоились. Супруги переглянулись. С ледяным выражением на лице, которому позавидовала бы Снежная королева, Ева развернулась на каблуках и вернулась на кухню. Грейс осталась наедине с папой. Тот продолжал сжимать в руке графин. Вид у отца был почти разъяренный.
– Не представляю, как можно так наплевательски относиться к людям, – отрывисто бросил он. – Понимаю, на работе ты весь день заботишься о чувствах клиентов, но могла бы хоть немного побеспокоиться о чувствах Евы.
Отец сел. Он явно ожидал, что Грейс последует его примеру, однако она слишком растерялась – обвинение, откровенно говоря, озадачивало. Выпад против профессии – это что-то новенькое. Конечно, отец Грейс относился к психотерапии безо всякого одобрения и к выбору дочерью профессии отнесся без восторга. Но при чем же здесь Ева?
– Извини, – осторожно начала Грейс. – Если честно, просто забыла. К тому же надеялась, что Джонатан вот-вот позвонит, и тогда буду знать наверняка…
– А самой позвонить в голову не пришло? – спросил отец таким тоном, будто разговаривал с глупым ребенком.
– Я звонила, но…
Вот именно – но. Джонатан явно не хотел, чтобы жена до него дозвонилась. Грейс нервничала и не представляла, что это может значить. А может, она просто делает из мухи слона? Из-за всех этих переживаний Грейс ни о чем другом не думала и просто не могла заставить себя тревожиться из-за Евы и ее трепетного отношения к количеству столовых приборов. Более того, Ева не просто не любит Грейс – эта женщина не испытывает к ней ни малейшей симпатии. И Грейс отвечает ей взаимностью, однако старается держаться в рамках приличия, потому что эта женщина – жена папы.
– «Но»? – не сдавался отец.