– Ну ты как? – спросил я у неё.
– Кверху каком, – вымученно попыталась пошутить она. – Сам не видишь что ли?
– Держись, скоро всё закончится, – обнадёжил её я, не уточнив, правда, каким образом оно всё закончится, может ведь и на дне морском.
А Лёлик стоял, тоже держась двумя руками за поручень, и пялился на какой-то манометр.
– Ничего, что стрелка на этой хреновине постоянно прыгает то влево, то вправо? – спросил он меня.
– Всё под контролем, – строго ответил я ему, – твоя задача продержаться ещё минут десять, дальше должно полегчать.
Я вернулся в рубку и доложил мичману о прыгающей стрелке манометра. Он сразу отмахнулся, не до манометров сейчас.
– Глубина семь метров, – без подсказки прочитал я показания эхолота.
– Сам вижу, – буркнул Семён, – в нас было уже два выстрела, оба промазали.
– Это хорошо, что у них торпед нету, – повторил я свою давешнюю мысль.
– Накаркал, блин, – закричал мичман, глядя в перископ, – вот летит, кажется, торпеда. Лево руля на 30 градусов.
И он крутанул какое-то колесо, лодка накренилась довольно круто, но я устоял на ногах, ухватившись за выступ на перископной трубе. Секунды тянулись мучительно медленно… наконец мичман объявил:
– Мимо. Но радоваться рано, у них есть время ещё на один выстрел. Даю право руля. Да, сколько там под килем-то?
– Десять метров, с этим всё отлично.
– Пошла торпеда, – объявил Семён. – Уклонение влево на 20 градусов. Не успеваем… держитесь, за что сможете…
И тут раздался приглушённый, и от этого очень страшный взрыв совсем где-то рядом. Свет немедленно погас… меня кинуло на что-то железное и от этого железного я потерял сознание…
Очнулся я в койке, рядом сидела Оксана и поправляла мне повязку на голове.
– Мы прорвались? Долго я так валяюсь? – задал я сразу два вопроса.
– Успокойтесь, больной, – хладнокровно отвечала мне она. – Да, мы прорвались, потом долго чинились, сейчас идём в Питер малым ходом. А валяешься ты так примерно сутки.
– А остальные как, живы? – проявил я заботу о членах нашей команды.