Его пальцы перестают двигаться, и он притягивает ее ближе к своей груди. — Она была моей единственной семьей, — признается он. — Я убил всех троих, — его голос пуст, когда он продолжает. — У меня ушел месяц на планирование. Я заставлял их извиняться и молить о пощаде, пока мне не надоело слушать их крики.
Слезы текут по ее щекам, и ее сердце болит за него.
— Я знаю, — говорит она. — Я видела фотографии.
Он вздыхает в ее волосы, но молчит.
— Почему ты… почему ты не сказал им…, — ее голос захлебывается, и она не может закончить свой вопрос.
— Никто не должен знать, что с ней случилось. Она не заслуживает того, чтобы ее память была запятнана таким образом. Я бы предпочел, чтобы люди помнили ее такой, какой она была.
Ее решимость рушится, а сердце разрывается от его слов.
— Я тоже скучаю по сестре. Очень сильно, — шепчет она. — Никто не заслуживает такой боли. Бывают дни, когда я не могу дышать от тоски по маме и сестре. Я никому не пожелаю этого.
— Если бы я мог забрать твою боль, я бы это сделал, — мягко говорит он.
— Я бы хотела сделать то же самое для тебя, — шепчет она.
Он нежно целует ее в макушку.
— Ты можешь рассказать мне о них, если захочешь, — тихо говорит он.
— Однажды, — отвечает ему Элли.
Они молчат до тех пор, пока не начинает светать.
Она не готова смотреть на него. Секреты, которыми они делились в темноте, слишком тяжелы, чтобы выносить их на свет.
— Мне скоро нужно будет идти, — говорит он с тоской в голосе.
— Я знаю, — бормочет она.
Он снова целует ее в макушку.
— Ты меня ненавидишь? — спрашивает он через мгновение. — Ты ненавидишь меня за то, что я сделал с тобой? За то, кем я являюсь?
— Нет. Я никогда не смогу тебя ненавидеть, — признается она.