– Ты чего? – сказала Марсела. – О чем задумался?
Они стояли на углу проспекта Ларко. Людей вокруг прибавилось – было много женщин в светлых блузках и юбках, белых туфлях, соломенных шляпах, солнечных очках. Автомобили с откидным верхом проносили мимо смеющихся и болтающих людей в купальных костюмах.
– Ни о чем, – сказал Альберто. – Не люблю вспоминать училище.
– Почему?
– Меня там вечно наказывали. Не очень-то приятно.
– Мой папа недавно спрашивал, – сказала Марсела, – почему тебя отправили в это училище.
– Чтобы за ум взялся, – сказал Альберто. – Папа сказал, мол, это с монахами я могу шутки шутить, а с военными не получится.
– Богохульник он, папа твой.
Свернули на проспект Арекипа. На углу Второго мая из красной машины кто-то прокричал: «О-о, о-о, Альберто, Марсела!» Они мельком увидели машущего им парня и помахали в ответ.
– Ты знал, – сказала Марсела, – что он расстался с Урсулой?
– Серьезно? Нет, не знал.
Марсела завела подробный рассказ о разрыве. Альберто слушал невнимательно – ему вдруг вспомнился лейтенант Гамбоа. «Наверное, до сих пор в горах. Он пытался мне помочь, а его за это услали из Лимы. И все потому что я пошел на попятный. Ему, может, и повышения теперь не дадут, так и застрянет в лейтенантах. Просто потому, что положился на меня».
– Ты меня вообще слушаешь? – сказала Марсела.
– Конечно, – сказал Альберто. – А потом что?
– Потом он ей названивал, названивал, но она, как только узнавала его по голосу, трубку бросала. Ну и молодчина, правильно?
– А то! – сказал Альберто. – Молодчина, еще бы.
– А ты смог бы так поступить, как он?
– Нет, – сказал Альберто, – никогда.
– Не верю, – сказала Марсела. – Все парни одинаковые.
Они снова оказались на Весеннем проспекте. Вдалеке увидели машину Плуто. Сам он стоял рядом и делал угрожающие жесты. На нем была ярко-желтая рубашка, подвернутые до щиколоток брюки цвета хаки, мокасины и бежевые носки.