Я слегка озадачился, чего это он так всполошился, не его же ведь на суд-то поведут, а меня.
— Так что же ты тут расселся?! Они за тобой в любой момент могут прислать. Ты же меня подставляешь. Ну-ка марш в камеру!
— В камеру, — огорчённо протянул я.
Так не хотелось идти в эту их камеру. Сидеть в гордом одиночестве в комнате о четырёх стенах. Скучновато будет, лучше уж компания тюремщика, общение…
— Быстро! — пробасил Витор.
Мне ничего не оставалось, кроме как подняться с кресла и последовать за Витором в проход, появившийся прямо за спинкой его кресла. Получается, что в тюрьму можно попасть, только отодвинув кресло тюремщика. А ведь в кресле тюремщика, как правило, сидит сам тюремщик.
Поначалу я считал, что меня поведут в какое-нибудь подземелье, но ошибся. Однако на подъем в башню это также не было похоже. Мы просто шли по самому обычному скромному коридору шириной метров десять. Согласитесь, по сравнению с обычными здесь залами площадью в тысячи квадратных метров это просто мелочь — малюсенький тоннельчик.
А уж изредка встречающиеся двери по сторонам и вовсе малютки. Всего лишь обычные двери метр на два. Просто убожество. Когда тюремщик подвёл меня к одной из таких дверей, я уже устал тащиться по нескончаемому каменному тоннелю.
Обычная, ничем не примечательная «самая худшая» камера. Дверь оказалась не заперта.
Внутри меня ожидал очередной сюрприз. Комната о четырёх стенах оказалась хоромами о четырёх комнатах, не считая кухни, ванной, туалета и балкона! На стенах красовалось некое подобие обоев успокаивающего жёлтого цвета.
— Ты тут устраивайся, а я пока пойду доем свой обед. Не ровен час, придут за тобой, а я не на месте. Так и с должности недолго слететь. А меня ведь уже смещали с четырёх должностей до этого. Эта работа — мой последний шанс остаться во дворце. Скажу тебе по секрету, не создан я для этих дворцовых интриг. А без них во дворце и года не протянешь. Свой десяток лет я продержался лишь чудом, да и то только благодаря своему знатному происхождению. Эх-х…
Здоровяк понуро вышел из моей камеры, оставив дверь нараспашку.
Я, не поверив глазам, подошёл к двери, с минуту смотрел на неё, а потом закрыл. Потом ещё немного постоял и дёрнул ручку. Дверь открылась. Такие тюремные порядки, если честно, меня поразили даже больше, чем все чудеса магии. Нет, умом я понимал, что из дворца мне не выбраться, нужно ведь ещё и мимо добродушного тюремщика пройти. Но не закрывать двери камер заключённых, пусть и таких комфортабельных камер, это в высшей степени непредусмотрительно.
Я философски пожал плечами и пошёл детально обследовать апартаменты своего временного пребывания.
Первым делом я, как человек, любящий поваляться в постели и помечтать, пошёл в спальню. Едва войдя в уютное до безобразия жёлтое помещение, я остановился как вкопанный. На меня смотрел незнакомый мужчина. Только спустя несколько жутких секунд я понял, что это моё отражение. Дело даже не в том, что у меня была совершенно непривычная старомодная причёска и ширина плеч куда больше привычной. Просто я уже успел забыть, как я вообще выгляжу. Впервые за последние два месяца я смотрелся в зеркало, находясь, правда, не совсем в своём теле. Хотя вообще-то я был копией себя, только представленной… в более выгодном свете, что ли. И плечи шире, и руки потолще, и осанка попрямее. Я даже невольно залюбовался.
Вот занимался бы спортом, был бы таким красавцем, а не хлюпиком-недомерком, которого порыв ветра сдует.
В общем, если говорить честно, то я себе понравился. И странное ощущение чуждости тела само собой исчезло. Это куда лучше, чем каждодневно заниматься спортом. Вот только особой разницы я не ощущал, наверное, сказывается привычка. Ну, привык я быстро уставать и чувствовать слабость в теле после длительных прогулок по длинным коридорам. Новое тело в отличной форме, оно и в сто раз больше пройдёт, но попробуй себя самого в этом убеди.
Я тяжело вздохнул.
И тут всё не слава богу. Хоть что-нибудь хорошее, не омрачённое всякими «но» и «если», в моей жизни будет? Или всё так и будет происходить в хаотичном порядке и без моего осмысленного участия. Хотя вообще-то кто в этом кроме меня виноват?
— Эх ты, — повинил я своё отражение. — Что ж ты раздолбай-то такой?