Прошло минут двадцать, обеда все не несли. Ровно в половине первого Николас громко спросил:
— Эй, Херман, где же наш обед?
— Я — всего лишь председатель жюри, — с улыбкой ответил Граймз во внезапно наступившей тишине.
Николас подошел к двери, открыл ее и подозвал Лу Дэлл.
— Мы голодны, — сказал он.
Она медленно отложила книгу в бумажной обложке и, взглянув на одиннадцать остальных присяжных, сказала:
— Обед сейчас прибудет.
— Откуда же он следует? — спросил Николас.
— Из закусочной О’Рейли, это здесь, за углом. — Лу Дэлл не поняла шутки.
— Послушайте, мы сидим здесь взаперти, словно цыплята в курятнике, — сказал Николас, — не имея возможности, как нормальные люди, пойти пообедать сами. Не понимаю, почему нам не доверяют и не разрешают пройтись по улице и пообедать в свое удовольствие без разрешения судьи? — Он сделал шаг навстречу Лу Дэлл и увидел заплясавшие в ее глазах серые искорки. — Нельзя ли сделать так, чтобы обед не превращался для нас в ежедневную борьбу?
— Да, конечно.
— Пожалуйста, позвоните и узнайте, где наш обед, или я буду вынужден поговорить с судьей Харкином.
— Хорошо.
Дверь закрылась, Николас пошел к кофейнику.
— Вы не думаете, что были излишне резки? — заметила Милли Дапри. Остальные слушали, не вмешиваясь в разговор.
— Возможно. Если так, прошу меня извинить. Но если мы не будем высказывать все начистоту, они о нас вообще забудут.
— Она здесь ни при чем, — сказал Херман.
— Ее обязанность — заботиться о нас. — Николас пересек комнату и сел рядом с Граймзом. — Вы отдаете себе отчет в том, что во время процессов такого рода присяжным обычно разрешается, как нормальным людям, ходить обедать? Почему, как вы думаете, мы обязаны носить эти значки присяжных?
Все стали собираться вокруг них.
— Вы, кажется, разбираетесь в судебных делах? — спросила через стол Милли Дапри.