В какой-то момент бурной и долгой овации, коей публика наградила Тео, Уоррен тихонько исчез. Как и я. Речи и политики меня изрядно утомили.
Четыре недели спустя, в первый вторник августа на исходе дня примерно та же публика собралась перед зданием суда в ожидании итогов голосования. Стало значительно прохладнее; термометр показывал всего девяносто два градуса,[16] влажность равнялась девяноста восьми процентам.
Последние дни выборной гонки — мечта репортера. Два кандидата в мировые судьи подрались возле одной из «черных» церквей. С обеих сторон были поданы иски, истцы обвиняли друг друга в клевете и оскорблениях, а также в распространении фальшивых бюллетеней. Одного типа арестовали в момент, когда тот распылителем писал непристойности на агитационном плакате Тео. (Как выяснилось после выборов, этот человек был нанят одним из приспешников Тео осквернять листовки сенатора, чтобы обвинить в этом Уоррена. По словам Бэгги — «обычный трюк».) Генеральному прокурору штата поручили расследовать наличие подозрительно большого количества бюллетеней для заочного голосования. «Самые обычные выборы», — подвел итог Бэгги. Своего пика кампания достигла в тот самый вторник; весь штат, закончив голосование, приготовился получать удовольствие, следя за оглашением предварительных результатов.
Избирательные участки закрылись в шесть, а уже час спустя площадь ожила, преисполненная предвкушения. Среди присутствующих оказалось много приезжих. Люди сбивались в небольшие группки вокруг своего кандидата и даже использовали щиты с наглядной агитацией, чтобы огородить свою территорию. Многие прихватили с собой еду и напитки, у большинства имелись складные стулья — словно они пришли посмотреть бейсбольный матч. По обе стороны от парадного входа суда были установлены огромные классные доски, на которых мелом писали промежуточные итоги подсчетов.
— Мы получили результаты из Карауэя, — объявила в микрофон секретарь комиссии так громко, что ее голос был, наверное, слышен миль за пять от площади. Праздничная толпа мгновенно стала серьезной.
— Северный район Карауэя всегда рапортует первым, — пояснил Бэгги. На улице почти стемнело, было около половины девятого. Мы сидели на крыльце редакции в ожидании новостей. Очередной выпуск было решено перенести на сутки и выйти в четверг со специальным номером, посвященным выборам. Секретарше понадобилось немало времени, чтобы огласить подсчет голосов по каждому кандидату на все должности. Где-то в середине списка она прочла:
— Теперь результаты выборов шерифа. — Несколько тысяч человек затаили дыхание. — Маккей Дон Коули — восемьдесят четыре. Трайс Макнэт — двадцать один. Ти-Ар Мередит — шестьдесят два и Фрек Освальд — одиннадцать. — С дальнего конца лужайки, где собрались сторонники Коули, послышались громкие радостные крики.
— В Карауэе у Коули всегда надежная позиция, — сказал Бэгги, — но все равно он проиграл.
— Проиграл? — переспросил я. Оглашены результаты лишь по первому из двадцати восьми избирательных участков, а Бэгги уже предсказывал победителей.
— Ага. То, что Ти-Ар собрал так много в районе, где у него нет никакой поддержки, показывает, что люди по горло сыты Маккеем Доном. Подожди, вот увидишь, когда вскроют клэнтонские урны.
Постепенно стекались отчеты из мест, о которых я никогда в жизни не слышал: Плезант-Хилл, Шейди-Гроув, Клиби, Три-Корнерз, Кловер-Хилл, Грин-Элли, Поссум-Ридж, Мэсси-Милл, Калико-Ридж… Вуди Гейтс и «Кантри бойз», которые всегда были тут как тут, заполняли паузы музыкой.
Пэджиты голосовали на крохотном участке под названием Дэнсинг-Крик. Когда секретарша огласила итоги голосования на этом участке и оказалось, что Коули получил тридцать один голос, а все остальные, вместе взятые, — восемь, из толпы послышались свист и шиканье. Настала очередь Восточного, самого крупного участка Клэнтона, в котором голосовал и я. Коули получил двести восемьдесят пять голосов, Трайс — сорок семь. А когда сообщили, что за Мередита проголосовало в общей сложности шестьсот сорок четыре избирателя, площадь взорвалась.
Бэгги потащил меня в гущу толпы, и мы включились в общее торжество. Коули катился вниз так, что второго тура, судя по всему, не предвиделось.
По мере того как проигравшие смирялись с судьбой, их сторонники собирали вещички и расходились по домам. К одиннадцати часам толпа заметно поредела. После полуночи, покинув редакцию, я совершил обход площади, впитывая звуки и зрительные образы этой удивительной для меня традиции.
Я гордился городом. После чудовищного убийства и обескуражившего всех вердикта, вынесенного убийце, мы сплотились, нанесли ответный удар и во всеуслышание заявили, что не потерпим коррупции. Решительно проголосовав против Коули, мы одержали победу над Пэджитами. Второй раз за сто лет наш шериф не будет их прихвостнем.
Ти-Ар Мередит получил шестьдесят один процент голосов, огромный перевес. Тео — восемьдесят два процента, старая артиллерия осечек не дает. Мы напечатали восемь тысяч экземпляров своего спецвыпуска и продали их все до одного. Я стал верным сторонником ежегодных выборов. Вот она, демократия во всей своей силе.
Глава 28
В 1971 году, за неделю до Дня благодарения, Клэнтон потрясла новость: один из его сынов пал во Вьетнаме. Пит Муни, девятнадцатилетний старший сержант, нарвался на засаду неподалеку от города Хюэ в центральной части страны. Несколько часов спустя было найдено его тело.
Я с семейством Муни знаком не был, а Маргарет, разумеется, была. Она позвонила мне, сообщила новость и попросила несколько дней отпуска. Их семьи много лет жили на одной улице. Ее сын и Пит дружили с детства.
Порывшись в архиве, я нашел в одной из газет за 1966 год рассказ о Марвине Ли Уокере, чернокожем парне. Он оказался первой в округе жертвой Вьетнама. Это случилось до того, как мистер Коудл заинтересовался подобного рода вещами, поэтому освещение события в «Таймс» было позорно скудным. Разумеется, на первой полосе — вообще ничего. На третьей — всего сотня слов, без фотографии. В те времена в Клэнтоне понятия не имели, где вообще этот Вьетнам находится.