В задних рядах я заметил мистера и миссис Фаргарсон и представил себе, что они чувствуют в этот момент.
Пэджитов видно не было; им хватило ума держаться подальше от зала суда. Вид любого члена этого клана мог спровоцировать бунт. Гарри Рекс шепнул мне, что они сидят наверху, в совещательной комнате, за запертой дверью. Их мы так и не увидели.
Руфус Бакли в сопровождении свиты прибыл представлять интересы штата. Одним из положительных следствий продажи «Таймс» было то, что мне больше никогда не предстояло сталкиваться с этим типом. Все, что делал этот самонадеянный и напыщенный человек, было направлено к единственной цели: занять кресло губернатора.
Разглядывая зал в ожидании начала слушаний, я вдруг осознал, что освещаю подобное событие для «Таймс» в последний раз, и не испытал ни малейшего сожаления по этому поводу. Мысленно я уже попрощался со своим окружением и прикидывал, как лучше потратить полученные деньги. Теперь, когда Дэнни был пойман, мне еще больше не терпелось сбежать из Клэнтона и отправиться смотреть мир.
Через несколько месяцев состоится суд, на котором Пэджиты, несомненно, снова устроят цирк, хотя я серьезно сомневался, что на сей раз заседания не перенесут из округа Форд в другое место. Однако мне уже было все равно. Освещать этот процесс предстояло кому-то другому.
К десяти часам все места были заняты, зрители плотными рядами выстроились даже вдоль стен. С пятнадцатиминутным опозданием дверь за судейской скамьей открылась, и на пороге возник Люсьен Уилбенкс. Было такое ощущение, будто происходит некое спортивное событие и Люсьен — один из игроков на поле. Возникло острое желание, как на стадионе, освистать его. Вслед за ним вошли два пристава, один из них провозгласил: «Встать, суд идет!»
Судья Нуз в черной мантии быстрым шагом проследовал к своему «трону» и воссел на нем.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал он в микрофон, оглядел аудиторию и вроде бы удивился количеству собравшихся. Потом кивнул в сторону боковой двери, пристав открыл ее, и три помощника шерифа ввели Дэнни Пэджита, в наручниках, со скованными цепью ногами, в оранжевом, как прежде, тюремном комбинезоне. Прошло несколько минут, пока его освобождали от оков, потом он перегнулся через барьер и стал шептать что-то в ухо Люсьену.
— Объявляется слушание об освобождении под залог, — сказал судья Нуз, и зал замер. — Надеюсь, оно пройдет в спокойной обстановке и будет кратким.
Слушание оказалось более кратким, чем кто-либо мог предположить.
Выстрел раздался где-то у нас над головами, и на долю секунды у меня мелькнула мысль, что все мы — покойники. Громкий треск, разорвавший уплотнившийся от людской скученности воздух, заставил зал, и без того взвинченный до предела, замереть в немой мизансцене ужаса. Потом последовала запоздалая реакция Дэнни: он громко хрюкнул, и в зале разверзся ад. Женщины визжали. Мужчины вопили. Кто-то заорал: «Ложись!», и половина присутствующих полезли под кресла, кто-то плашмя плюхнулся на пол, кто-то крикнул: «Его убили!»
Я лишь немного пригнул голову: не хотел ничего пропустить. Все помощники шерифа выхватили табельное оружие и, озираясь по сторонам, искали того, кто стрелял. Они беспорядочно указывали вверх, вниз, туда-сюда.
По этому поводу спорили потом много лет, но я уверен, что второй выстрел раздался секунды через три, не более. Пуля попала Дэнни в грудь, но в этом уже не было необходимости, потому что первая пробила ему голову. Зато один из помощников шерифа, находившийся в передней части зала, увидел, откуда был сделан выстрел. Хоть в этот момент еще ниже пригнулся, я все же заметил, что он указывал на балкон.
Двойная дверь распахнулась, и люди в панике бросились бежать. Посреди поднявшейся истерики я продолжал сидеть на своем месте, жадно впитывая детали происходящего. Помню Люсьена Уилбенкса, склонившегося над своим клиентом. Руфуса Бакли, ползущего на четвереньках к выходу мимо ложи жюри. И никогда не забуду судью Нуза, невозмутимо сидящего в своем кресле и в очки, сдвинутые на кончик носа, наблюдающего за хаосом в зале так, словно подобную картину ему приходилось видеть чуть ли не еженедельно.
Время, казалось, замерло, каждая секунда длилась по меньшей мере минуту.
Пули, сразившие Дэнни, были выпущены из-под потолка над балконом. Но, хоть весь балкон был битком забит людьми, никто не заметил дула, торчавшего на высоте десяти футов над их головами. Как и все остальные, зрители смотрели исключительно на Дэнни Пэджита.
За последние десятилетия округ не раз ремонтировал и подновлял зал судебных заседаний, как только удавалось выжать из казны несколько лишних долларов. В конце шестидесятых, чтобы улучшить освещение, здесь был устроен подвесной потолок. Снайпер нашел идеальную позицию в межэтажном перекрытии над подвесными панелями, в вентиляционном коробе. Там, лежа в темноте, он терпеливо ждал, наблюдая за происходящим сквозь щель шириной в пять дюймов, которую устроил, приподняв одну из панелей.
Когда стало ясно, что стрельбы больше не предвидится, я осторожно подполз к барьеру, отделявшему зал от судейского возвышения. Полицейские кричали, требуя очистить помещение, подталкивали зрителей в спины и давали самые противоречивые указания. Окруженный несколькими помощниками шерифа, Дэнни лежал под столом. Мне были видны лишь его ноги, они не двигались. Люсьен Уилбенкс стоял рядом. Прошло минуты две, паника начала стихать. И тут снова поднялась стрельба, на сей раз, к счастью, за пределами зала. Я выглянул из окна и увидел, как люди разбегаются, заскакивая в первые попавшиеся двери. Какой-то старик показывал пальцем наверх, на что-то, находившееся у меня над головой, видимо, на крыше здания.
Шериф Макнэт как раз обнаружил лежбище снайпера, когда раздались новые выстрелы. С двумя своими помощниками он взбежал по лестнице на четвертый этаж, потом по полуразрушенной винтовой лестнице вскарабкался к фонарю на крыше. Дверь была забаррикадирована, но они слышали над головой топот снайпера и цоканье падающих гильз.
Единственной мишенью стрелка была теперь контора Люсьена Уилбенкса, особенно ее верхние окна. Он целенаправленно расстреливал их одно за другим. Этель Твитти, находившаяся в тот момент на нижнем этаже, залезла под стол, вереща и рыдая одновременно.