— Ты помнишь, как все было? — спрашиваю я.
Он медленно кивает.
— Меня переклинило. Мне не дали победить вчистую. Рефери не давал мне драться, как я умею. Все время вмешивался и останавливал. В смысле, я не хотел его избивать, но меня переклинило. Я так разозлился, так психанул, когда он поднял не мою руку. Я же надрал ему задницу, верно?
— Кувалде или рефери?
— Кувалде, конечно. Я же надрал ему задницу?
— Нет, не надрал. Но бой ты выиграл.
Я видел каждый момент боя, и мне ни разу не показалось, что рефери чем-то мешал. В плане линии защиты вариант, что рефери своим вмешательством лишил моего подзащитного победы и тот с ним за это рассчитался, так что все было по справедливости, не проходил.
— У меня отняли победу, — говорит он.
— Рефери не судья, Тадео. Подсчет очков вели три судьи. Ты ошибся с обидчиком.
Он трогает швы на рассеченном лбу и говорит:
— Знаю, знаю. Я облажался, Себастиан, но ты же поможешь мне, правда?
— Ты знаешь, я сделаю все возможное.
— Мне дадут срок?
«Ты уже сидишь, так что привыкай». Я прикидывал возможные сроки. Если Шон Кинг умрет, думаю, двадцать лет за умышленное убийство при смягчающих обстоятельствах или, возможно, пятнадцать за непредумышленное убийство. Если он выживет, то от трех до пяти за нападение при отягчающих обстоятельствах. Поскольку я не готов поделиться этими соображениями, то отвечаю уклончиво:
— Давай обсудим это, когда все прояснится.
— Но срок, похоже, дадут?
— Похоже, дадут.
Мы оба молчим, и слышно, как где-то вдалеке хлопают двери. Охранник громко на кого-то матерится. В оплывшем левом глазу Тадео набухает слеза и скатывается по разбитой щеке.
— Не могу поверить. Этого просто не может быть! — произносит он едва слышно.
«Если ты не можешь в это поверить, подумай о бедном рефери и его семье».