— Добрый вечер, Ольга. Проходите, присаживайтесь.
Психолога зовут Татьяна. На вид — лет сорок пять, не больше. Зелено — карие глаза, невысокая, худощавая. Смотрит спокойно, без нерва, пока я ерзаю на диване, не зная, как подойти к больной теме. Сессию начинает психолог, сообщив, что в моем распоряжении час.
— Я буду тезисно записывать наше общение, — показывает на планшет с закрепленными листом и ручкой. — Если вам понадобится курсовая, а не единичная терапия, у меня останется след нашей работы. Все строго конфиденциально, разумеется. Вы не против?
Я вообще не против. Время пошло. Некоторое время хожу вокруг и около, боясь коснуться страшного. Татьяна слушает, задает вопросы, ненавязчиво уточняет. Ничего не пишет, словно чувствует, что мне нужно время для разбега. Это радует. Если она начнет давить, подталкивать, я бы ушла. Пулей вылетела бы из кабинета, забив на оплаченный час.
— Я беременна, — выпаливаю, устав ходить вокруг и около.
— Ольга, уточните, в чем именно вы видите проблему беременности?
— Она нежелательная, — вскакиваю с дивана. Невозможно сидеть на месте, когда эмоции внутри грозят сорвать все предохранители и выпустить на волю дикую истерику. — Вернее, даже не так…
Пауза… она дает возможность собраться с мыслями, оформить эмоции в слова. Останавливаюсь у цветка, начинаю перебирать его резные листья. Зеленый цвет и ощущение под пальцами успокаивают, поэтому я остаюсь стоять. Так проще. Тишина не мешает, успокаивает. Психолог ждет.
— Отец ребенка — очень агрессивный человек. Возможно — безумный. Я боюсь… — требуется несколько выдохов и вдохов, чтобы выпустить страх из груди, проговорить его. — Боюсь, что ребенок может быть психически не здоров.
— Что вы знаете про этого мужчину? Расскажите, пожалуйста…
Закрываю глаза и возвращаюсь в прошлое. В день, когда мы с Бесом гуляли по набережной. Он рассказывал, что родился заместителем брата. Тогда я думала, что его слова прошли мимо моих ушей, но сейчас прозвучал вопрос, и память отозвалась информацией. Слушая себя, я уже знаю, как выглядит ответ на вопрос.
— С раннего детства отец заставлял его проявлять жестокость по отношению к окружающим. Говорил, что всего можно добиться с помощью силы, а не путем переговоров.
— Как вы думаете, исходя из этой информации, какова вероятность, что жестокость будет заложена в ребенке на генетическом уровне?
Возвращаюсь на диван. Сижу, как дура, и улыбаюсь. А еще тихо реву, только не сразу это понимаю. Слезы стекают по щекам и капают на джинсы. В тишине кабинета я отчетливо слышу каждое кап — кап — кап. Громкое, словно падают не маленькие капли соленой воды, а острые черные камни.
— Мой ребенок будет психически здоровым, я поняла. Это хорошо…
На самом деле, это не просто хорошо, а замечательно, удивительно, просто за гранью фантастики!
— Что еще вас беспокоит, Ольга?
— Люди меняются? Может ли зверь снова стать человеком?
Ловлю каждую эмоцию психолога, потому что боюсь лукавства и необоснованной надежды. Татьяна не спешит с ответом, тихонько постукивая ручкой по планшету с листом, на котором сделано несколько коротких записей. Я терпеливо жду, ведь этот ответ — второй по важности.
— В моей практике такие случаи встречались крайне редко, не хочу скрывать. Это слишком болезненная и сложная трансформация для психики человека. Для радикальной перемены нужна неординарная ситуация, зачастую — на грани жизни и смерти. Человек должен провести переформатирование своих взглядов, нужна фантастическая по своей силе мотивация.