— Слегка. Я хочу немного поболеть, поэтому тебе придется меня заменить. Поверь, для этого понадобятся силы. Все, иди отсюда. Обедай и спи. Спасибо за суп, было вкусно.
Взглядом и голосом выпроваживаю Беса из спальни. В кухне слышны звуки работающей микроволновки. Вот и хорошо. Я ухожу в ванну, полощу горло, заливаю его спреем и падаю в постель. Мама на больничном. Не кантовать до вечера.
Глава двадцать шестая
Бес
Восемь часов пути — и я в Пензе. Спать в дороге — то еще удовольствие, но усталость берет свое и отключает тело. Мне снится Иза. И Тёма. Их голоса. Объятия сына, его прикосновения. Они согревают и дают надежду в тот момент, когда накатывает ощущение безысходности.
Иза до сих пор кажется неприступной, как великая китайская стена. Обойти невозможно, штурмовать нельзя. В семь утра я уже на месте. Елена Владимировна предлагает отдохнуть с дороги, но я забираю ключи от квартиры моей семьи и открываю дверь. Чувствую себя вором, посягнувшим на чужую территорию.
Тема сладко спит, прижимая к груди любимого медвежонка. Мой славный парень, открытый и доверчивый, любитель улыбаться и разговаривать. Поправляю его одеяло и иду в соседнюю комнату. Сердце начинает сбоить, по позвоночнику ползет холодный липкий страх. Моя Иза беспокойно крутится во сне, хватая воздух открытым ртом. Всякий раз, как смотрю на нее, охватывает паника: то, что я сделал, невозможно простить и забыть. Я бы не смог. Никогда. Тогда чего я жду от этой девочки? Чуда? Милосердия и понимания?
Она и так дала больше, чем я рассчитывал, открыв доступ к общению с сыном. Но этого мало… слишком мало. Я хочу получить все.
Под утро засыпаю в жестком кресле в комнате Изы. Молча открываю глаза, услышав шорох. Она проснулась и идет к Артёму. Как не заметила меня — ума не приложу. Возможно, причиной тому — темный угол, в котором стоит мое кресло.
— Нельзя! — вспыхивает в мозгу рекомендация Елены Владимировны. — Вирус может быть заразен.
Решение приходит моментально. Хватаю с постели одеяло, заворачиваю в него свою девочку и подхватываю на руки. Боже, она совсем ничего не весит! Тонкая, легкая, как пушинка! Тело начинает реагировать за те несколько мгновений, что прижимаю ее к себе. Меня словно облили бензином и подожгли. Горит кожа, жар разгоняется по венам, сводит с ума сердце, срывает дыхание, обжигая легкие. Я научился контролировать свое желание, но это сложно. В паху сводит судорогой от напряжения, член встает дыбом. Одеяло спасает прямого контакта с ее телом, а еще — ее гнев. Иза шипит, как кошка, и брыкается, вырываясь на свободу. Глаза сверкают от злости, голос хриплый, под глазами от усталости и болезни — темные круги. Моя. Самая удивительная, единственная. Смотрит в упор, не замечая возбуждения. В коротком топике и шортиках. Иза, пощади! Тонкие ключицы, такие трогательные, хрупкая фигурка. Со свистом наполняю легкие воздухом, медленно считаю до пяти, пока моя девочка вновь укутывается в одеяло.
Я оставляю девочку отдыхать и набираться сил, возвращаюсь к сыну.
— Папа…
Он еще не знает, что может вить из меня веревки. Ради счастья этого парня я готов на все, поэтому сейчас мы играем, смотрим мультики и подпеваем Львенку и Черепахе, которые греются на пляже. «Я на солнышке сижу, на солнышко гляжу». Заметил, что моя девочка включает сыну старые советские мультики.
— Может это и старье, зато красиво и музыкально. Тёме нравится.
Она отдает свидетельство о рождении. Иза исполняет все, что обещала, мне даже не приходится об этом напоминать. Теперь я смогу официально стать отцом своего сына, Бессонова Артема Денисовича. Маленький шажок вперед. А дальше…
— В холодильнике цыпленок табака и гречка. Поешь сам. В комнате Тёмы удобный диван. Пока он спит — отдохни.
Я был в шоке. Несколько слов — как нокдаун, свалили с ног. Первое проявление заботы, сказанное спокойно и даже с улыбкой. Семья… долгий путь, я иду по нему шаг за шагом. Сегодня Иза сделала крошечный шаг навстречу. Заметила она это или нет — неважно. Пока Артем смотрит мультик, я закрываю глаза и гоняю эту фразу, поставленную на репит.
Не люблю гречку, но ем, ведь ее приготовила моя девочка. Цыпленок табака понравился. Сто лет не ел домашней еды. Точнее — никогда не ел еду, приготовленную любимой женщиной. Сегодня это произошло впервые.
Вечером, перед ужином, Иза выходит из своей комнаты. Заспанная, взъерошенная и такая домашняя, скрывается в ванной.