– Спасибо за наводку. Прямо сейчас и займусь выяснением.
Грейс убрала коммуникатор в сумочку и вышла из кабинки. У раковины стояла Эбигейл, положив руку на кран. Увидев в зеркале отражение Грейс, она улыбнулась.
Глава 10
Я нахожусь у здания парламента, где протестующие провели всю ночь, выступая против терапии отвращением. За моей спиной вы видите усиленные наряды полиции, пытающейся удержать толпу под контролем.
Робин Купер, тридцатидвухлетнюю женщину из Бромли, вчера во второй половине дня приговорили к вызывающей ожесточенные споры процедуре терапии отвращением за кражу десяти генетически обогащенных эмбрионов, замороженных в лаборатории «Криоген», где она работала техником.
Не имея возможности зачать естественным путем здорового ребенка, Купер утверждает, что банда, по заказу которой она действовала, обещала ей один из эмбрионов, остальные же планировалось продать на черном рынке. Ее роль в краже сводилась к предоставлению банде доступа в секретные лаборатории, где хранились эмбрионы.
За последние два десятилетия незаконная торговля младенцами с улучшенными генетическими характеристиками существенно возросла, поскольку процедуры скрининга нередко выявляют целый спектр потенциальных проблем при зачатии. Многие будущие родители используют генетическую модификацию для их коррекции, однако некоторые случаи не подлежат терапевтическому решению, что сводит на нет шансы родить здоровое дитя.
В оправдание осужденной ее адвокаты заявляют: будучи простым техником, Купер никогда не смогла бы позволить себе плату за генную терапию, надумай она завести собственного ребенка. Немало людей в ее ситуации живут с печальным знанием, что их будущий малыш окажется в заведомо невыгодном положении по отношению к детям с обогащенной генетикой. Некоторые даже решаются на стерилизацию, понимая: шансы потомства на процветание ничтожны.
В отличие от Купер, членов банды не приговорили к терапии отвращением. Каждый из них осужден на двадцать лет к принудительному экологическому труду. Некоторых разместили на законсервированных буровых платформах в Северном море, переоборудованных в своеобразные тюрьмы-заводы по переработке отходов. Их контингент ныне собирает из моря пластиковый мусор в огромные металлические сети. Затем мусор пакуют в короба и отправляют на экостанции, где из него производят строительный кирпич. Других послали на полигоны для захоронения отходов («мусорная археология», как недавно выразился министр юстиции), где осужденные разбирают и сортируют мусор в попытке предотвратить захламление планеты.
Пока члены банды осваиваются и привыкают к мысли о двадцатилетнем заключении, в обществе зреет негодование – ведь Купер выйдет на свободу уже в конце недели. Большое количество протестующих собралось вчера на площади Парламента с требованием назначать преступникам адекватные наказания. Толпа вступила в схватку со сторонниками Купер, которые, напротив, просят о снисхождении. Обе группы выступают против терапии отвращением, однако по совершенно разным причинам. Многие пришли с плакатами, содержащими лозунги типа «Узаконенная государством пытка» или «Мы за права человека!». Другие же настаивают на возврате к отмененной пенитенциарной системе, в том числе к пожизненным срокам за серьезные преступления.
Министерство юстиции дело Купер комментировать отказалось.
Мы не видим признаков урегулирования ситуации на площади, в течение дня вероятна эскалация противостояния.
На сей раз обстановка в клиническом отделении существенно отличалась от той, что Грейс наблюдала в день исполнения приговора Ноа Бегброка. Было гораздо прохладнее; функцию затемнения в электрохроматических оконных стеклах отключили, и в помещение проникал утренний свет, смягчая серое покрытие стен. Все просто, в минималистическом стиле – как и в любом другом отделении «Януса». В центре кабинета – одинокий и вполне невинно выглядящий стул, сразу напомнивший Грейс о незабываемом зрелище.
Биосканеры тотчас уловили ее беспокойство, и в сумочке тихо загудело, когда система вывела показания на дисплей коммуникатора. Грейс даже не подумала его достать: и так все ясно.
Если Эбигейл и подслушала ее разговор с Дэном, то не сказала ни слова. Сейчас она с деловым видом сновала по кабинету, нажимая то на одну, то на другую настенную панель, за которыми скрывалось необходимое для сеансов терапии отвращением оборудование.
– Итак, здесь у нас пульт управления волнами главного эмоциосоника. Перед процедурой мы его программируем, а затем используем коммуникатор, чтобы уточнить настройки. Полагаю, с этими манипуляциями вы знакомы.
– Да, мы на втором уровне тоже использовали эмоциосоник, – ответила Грейс, – однако обычно он требовался для того, чтобы успокоить или ободрить клиента.
– Здесь волны настраиваются на воспроизведение негативной реакции – вы наблюдали ее на примере Бегброка. Терапия дает больший эффект, когда возбуждаешь нужные эмоции. Клиент не должен чувствовать себя расслабленно и непринужденно.
Вот, вероятно, и причина, по которой Грейс ощущала себя не в своей тарелке при исцелении Бегброка – сама атмосфера в кабинете была предельно далека от комфортной. И все же дело явно не только в воздействии эмоциосоника…
Эбигейл тронула другую панель, и ее длинные бледные пальцы резко выделились на сером фоне. Тихо щелкнул запор, и панель отошла в сторону, открыв стоящий внутри дефибриллятор.