Ничто не злит меня сильнее, чем этот ответ. Мне хочется потрясти его как грушу, накричать на него, сказать, что мне уже не пять лет. Хуже того, мне хочется привязать его к стулу, пустить воду из всех на свете кранов и заставить его на них смотреть. Но каждый раз я ничего не говорю, потому что он старый, а у меня никого нет, кроме него, и я не хочу, чтобы меня бросили во второй раз.
– Марсель, расскажи мне историю Билли Притти! – настаиваю я.
– Опять! Я же тебе рассказывал на прошлой неделе! – ворчит он.
– Ну же…
– Ладно, ладно, расскажу! Билли Притти была величайшей певицей, какую только знал мир. Она была маленькая и пухленькая, с большими черными глазами, а губки у нее были такие, как мой «ситроен» в ту пору, когда он еще был ярко-красным. Когда она пела, никто не мог грустить. Она была пластырем в форме радуги, первыми июньскими вишнями, решением всех на свете уравнений. Говорят, сам президент приглашал ее, чтобы облегчить переговоры и избежать войн.
Я жадно слушаю. Историю я знаю наизусть, но он всегда ухитряется добавить к своему рассказу новые подробности.
– Однажды наше старенькое радио звучало на всю квартиру. Песни сменяли друг друга, Одетта разгадывала кроссворд, я чистил картошку, а твоя мать читала книгу, лежа на кухонном полу. Вот радио заиграло новую песню, и вдруг Одетта вскочила, схватила меня за руку и закружила в танце. Я кружился, кружился, кружился вокруг Одетты, она была моим солнцем, ты же знаешь, а твоя мама смотрела на нас как на чокнутых. Когда музыка кончилась, твоя мама спросила меня: «Это такая профессия – заставлять людей кружиться в танце, папа?» И я подтвердил: «Да, профессия! Это Билли Притти». На следующей неделе в школе ей задали сочинение на тему «Кем вы хотите стать, когда вырастете?». Она написала: «Когда я вырасту, я хочу стать билиприти».
Я смеюсь, как всегда, когда Марсель рассказывает мне эту историю.
– Когда твоя мама узнала, что Билли Притти, даже слитно, – это не совсем профессия, она сказала мне, что, если у нее будет ребенок, она назовет его Билли.
Обычно после этой части истории мы больше ничего не говорим друг другу. Смотрим в разные стороны и ждем, когда что-нибудь произойдет. В этот раз начинают звонить часы Марселя, и он подскакивает на своем сиденье. 9:58. Он всегда ставит будильник на две минуты раньше открытия магазина, чтобы уж точно ничего не пропустить.
– Скорее! Пора!
Он пулей вылетает из машины и бежит к дверям гипермаркета, как будто хочет первым ступить на девственный пол этого громадного пространства. Марсель снова самый счастливый человек на свете.
На кухонном столе красуется глобус. Когда мой взгляд останавливается на нем, Марсель тут же говорит: «Девяносто девять франков вместо ста сорока девяти». Я не отвечаю. Сажусь перед чашкой Nesquik и вращаю земной шар быстро-быстро, время от времени останавливая кончиками пальцев. Китай, Мозамбик, Перу, Финляндия.
Я спешу покончить с завтраком, хватаю скейт и рюкзак и сбегаю во двор: надо попытаться побить мой летний мировой рекорд. Потом я пойду в парк. Потом съем сэндвич у железнодорожных путей, глядя на проходящие поезда. Потом пойду почитаю книгу в муниципальной библиотеке. Потом буду бросать камешки, пытаясь сбить консервные банки с ограды. Потом послушаю, как соседка играет на пианино. Потом поужинаю с Марселем. Потом пойду спать. А потом все начнется снова. И я думаю: «Однообразная жизнь – это жизнь, которую достаточно рассказать один раз».
Интересно, а в других странах мира маленькие девочки тоже носят имя величайшей певицы всех времен? Мне кажется, что я одна такая, единственная, везучая. Мне кажется, что где-то впереди меня ждет грандиозная жизнь, и одна эта мысль, ну, почти, держит меня на плаву.
Глава 2
Моя комната не больше чуланчика. Я расту, и мне кажется, что она сужается. Раньше было три шага между стеной и дверью. Теперь только два. У меня есть большие мечты, но чаще всего они разбиваются о стены моей комнаты. Когда я об этом думаю, огненный шар начинает расти у меня в животе, этот огненный шар сжигает все на своем пути и, наверно, никогда не погаснет.
На первом этаже дома живут муж и жена, Эмманюэль и Тьерри Жирар, которые целыми днями ругаются под телевизор. Летом они открывают окна, и шум из их квартиры отражается от стен домов напротив. Они смотрят передачу, где публика все время аплодирует. Иногда, когда слышу аплодисменты, я беру расческу вместо микрофона и представляю себе, что это хлопают мне.
На втором этаже живет одинокий мужчина, которого мы практически не видим. Когда он приходит домой около пяти часов вечера, лицо у него грязное и руки в саже.
ebooksa