— Все кто с ним вышли, считают его Богом, — осторожно заметил Молчан.
— Ты сам в это веришь? — фыркнул князь, — Кстати, что там с его артефактами?
— Ничего, — недовольно поджал губы Нечаев, — Вчера только в Академию звонил. Профессор Юнг утверждает, что это обычные безделушки. Есть, правда, гипотеза, выдвинутая молодым ассистентом профессора, что артефакты действуют, опираясь на принципиально иные, неизвестные нам физические законы. Но Юнг категорически отрицает такую возможность.
— Вот как⁈ Почему сразу не доложил⁈
— Ты занят был. Вот сейчас докладываю. И в сводке это есть, — Молчан показал глазами на одну из папок на столе у князя.
— Исследования не останавливать. Как-то же они помогли пройти через аномалию, — князь задумчиво забарабанил пальцами по столу, — И знаешь что, ускорь-ка ты поиски это мифического то ли графа, то ли Бога. Найдешь, пригласи ко мне. Вежливо. Поломать его мы всегда успеем. Сначала надо попробовать договориться. Если он действительно настолько всемогущ, как о нем говорит моя дочь, нам такой союзник ой как нужен.
— Вчера еще распорядился, — как о само собой разумеющемся пожал плечами Нечаев.
На столе у князя пронзительно и мерзко трезвонил телефон. Лобанов, скривившись, с ненавистью уставился на аппарат, размышляя брать или не брать. Но чувство долга перевесило.
— Да⁈ — рявкнул он в трубку. Молчан не слышал, что докладывают князю, но видел, как лицо у старого товарища вытягивается, а взгляд приобретает жесткость, — Ждите! — отрубил Юрий Мстиславович и буквально вбил трубку в аппарат. — Кто у нас бандитов курирует? Байбаков? — он вопросительно посмотрел на секретаря.
— Он самый. Случилось что?
— Случилось, — Лобанов еще раз выбил пальцами дробь, — Собирайся. Сами съездим. Байбаков дуболом. А тут, нутром чую, дело не простое. Все подробности по дороге.
Нечаев кивнул и выскочил из кабинета. А Юрий Мстиславович еще несколько минут посидел в раздумьях, затем быстро выхлебал остывший чай, с сожалением посмотрел на нетронутую булочку и, тихо матерясь, встал из-за стола. Надежды на отдых не оправдались. И кто-то за это очень сильно поплатится. Лицо князя исказила яростная гримаса.
Завид Гориславович любил просыпаться рано, справедливо считая, что тот, кто рано встает, в накладе точно не останется. И приучил к такому графику слуг и сотрудников. В семь утра он уже принимал у себя в кабинете доклады своих заместителей и помощников. Так повелось с первого дня, как он стал главой рода семнадцать лет назад. Плохое наследство ему оставил батюшка. Практически разорившийся род, долги, разбежавшиеся слуги, презрительно кривящие губы бывшие друзья и союзники.
Но Завид хоть и был тогда молод, едва окончил юридический факультет Академии, характер имел стальной и деятельный. Правдами и, гораздо чаще, неправдами, не стесняясь в средствах, по крупицам он принялся восстанавливать былую славу рода, не чураясь крутить дела с самыми отъявленными негодяями криминального мира, потихоньку подминая под себя банды Або и Новгорода. Контрабанда, работорговля, проституция, наркотики, азартные игры — везде имел свою долю род Микуличей. Не явно, само собой. Через посредников. Но кому надо, были осведомлены, кто стоит за теми или иными темными делишками.
Честь? Не смешите! Когда вопрос стоит о выживании на такие эфемерные понятия можно, и даже нужно не обращать внимания. Свет не принимает? Ничего. Это пока. Наберет род былую силу, и никто не вспомнит, каким образом он этого достиг. Еще драться будут за право встать рядом.
Завид Гориславович слыл человеком жестоким, умным и по-звериному осторожным. При этом, если это было выгодно, умел делиться, договариваться и идти на компромиссы. Да и не наглел сильно, понимая, что пока еще рано. Это среди бандитов, он величина. А среди большинства аристократов с их гвардией, ресурсами, связями — мелкий бояришка с сомнительной репутацией.
Зато Великому князю и его Службе безопасности такой человек был выгоден, более того, необходим. И Микулич этим очень хорошо умел пользоваться, никогда не отказывая в просьбах людям князя Лобанова. Переправить нужного человечка через границу? Припугнуть? Надавить? А совсем непонятливых и на свидание с Хель отправить, так чтобы с Великим князем и его спецслужбами это никто не мог связать? Не извольте беспокоиться! Будет сделано в лучшем виде! Комар носа не подточит!
Потому и имел Завид Гориславович чин советника и звание полусотника Службы безопасности Великого Княжества, что позволяло ему дела свои вести спокойно, не опасаясь репрессий со стороны государства. Главное, чувствовать грань и не переходить за нее, чтобы не превратиться из полезного, преданного пса в бешеного зверя, которого уничтожают. Микулич грань чувствовал. И род его по праву входил в семерку самых влиятельных родов, через которые Великий Князь контролировал теневой мир княжества. Вернее теперь уже в четверку. Три рода из теневого круга переметнулись к эллинам. И их судьба после победы Ингвара будет незавидной. А в том, что Лодброк одержит верх над инсургентами, сомнений у Завида не было. Боярин вообще считал, что Великий Князь сам спровоцировал южан к выступлению. А теперь только ждет удобного момента, чтобы ударить, полностью искоренив инакомыслие. И получить абсолютную власть в княжестве. Без оглядки на Совет Родов. Но, т-с-с-с! О таких вещах лучше не болтать. А еще лучше даже не думать. Не его ума это дело. У него своих забот хватает.
Вычурная, покрытая резьбой и позолотой дверь в кабинет тихонько открылась:
— Боярин? — в приоткрытой щелке показалось сухое, серое и жесткое, как закаменевшая, заплесневелая давно забытая хлебная корка, вытянутое лицо. В совсем другом мире и совсем другой стране этого человека называли бы "консильери"[i], что наиболее точно характеризовало функции, которые исполнял Томил Шелухин по прозвищу «Шило» при боярине Микуличе. Сам же Шило любил, когда его называли тигнарманом[ii]. Выбившийся наверх с самого дна, деньгами и хлопотами Микулича получивший низшее дворянство, Шелухин очень гордился своим статусом, трепетно оберегая выцарапанные потом и кровью, чаще всего чужой, привилегии.