– Этого ты боишься? Вероятно, ты прав.
Авиям счел этот ответ издевкой. И как он ни старался говорить сдержанно, в его голосе, по-прежнему молодом и сильном, явственно звучали печаль и гнев, когда он сказал:
– Иордан – река Ягве; она не сеяла раздора и не служила границей между западным и восточным Израилем. Ты сделал ее неодолимой преградой. Ты подло расколол великий Израиль. Ягве хотел, чтобы братья по вере жили одной семьей. А ты убил своего брата.
В словах Авияма было много правды. Но сам он – огромная голова, тощее тело, наставительный тон – вызывал у Иеффая отвращение. Горькая улыбка скользнула по его лицу, приоткрыв белоснежные зубы.
– Разве не ты настаивал, чтобы я начал войну? – язвительно ввернул он.
Но Авиям не дал себя прервать:
– Некогда мы были народом кочевников-пастухов. Но вот уже семь поколений стремимся стать оседлыми и превратить завоеванные нами земли в страну, где каждый может мирно сидеть под своей пальмой, а путник уверен, что повсюду найдет кров и пищу. Мы принадлежим к западным коленам Израиля, к тем народам, где царят закон и порядок. Я полагал, что ты способен возглавить борьбу с сынами Аммона, которые не оставляют попыток увлечь нас за собой в дикий край, в пустыню. Но оказалось, что ты и сам не смог противостать соблазнам дикарской свободы. Я убедил ефремлян забыть старые обиды и ответить добром на зло, выступив нам на подмогу. А ты перебил их воинов. В своей ненасытной гордыне ты порвал узы, связывавшие Галаад с Израилем.
Все было верно. Хуже того: Иеффай еще и собирался отдать свою дочь Милхому; наверное, ему бы следовало признаться в этом хранителю Ковчега. Но Ягве-то давно об этом знал, так что ничего бы не изменилось, узнай об этом священник. Страшная усталость навалилась на Иеффая, ноги его подломились, он опустился на землю и сказал:
– Не трать лишних слов, священник. Они пусты и ничтожны по сравнению с тем, что теперь выпало мне на долю.
Увидев, что Иеффай в крайнем отчаянии, Авиям умолк. Очевидно, произошло что-то ужасное. Спросить он побоялся.
А Иеффай продолжал:
– Я дал клятву. Тяжесть ее росла. И стала огромной. Теперь это гора, которая меня раздавит.
Помолчав, Авиям осторожно спросил:
– Какую клятву? Ты отказался от помазания и должности судьи?
– А страшнее ничего не можешь придумать? – горько усмехнулся Иеффай. – Нет, старик, Ягве постарается унизить меня побольнее. Выслушай же меня, Авиям, первосвященник Галаада, мой враг и друг! Выслушай, что придумал Бог, дабы меня погубить! – И рассказал о данной им клятве.
Пораженный услышанным, Авиям в полном смятении погрузился в себя. Неподвижно сидел, закрыв глаза. Мысли и чувства вихрем неслись и переполняли его. Вот когда он осознал до конца меру собственного неведения и ничтожества. Сколь по-человечески обыденным было испытание, которому он некогда хотел подвергнуть этого человека: отослать прочь жену! Нет, Ягве придумал для своего любимца нечто куда более тяжкое и изощренное.
Он взглянул на Иеффая. Вот он сидит, победитель у Нахле-Гада. Не на каменном престоле судьи, готовясь принять помазание. А на голой земле, поникший, убитый горем. И в священнике проснулась жалость к этому человеку. Может быть, есть все-таки способ выполнить клятву менее точно? Мягко и вкрадчиво, стараясь не задеть, он сказал:
– Прошу тебя, повтори мне слово в слово свою клятву.
Иеффай поднял на него глаза. Видно, священник в самом деле хотел ему помочь. А разве не за помощью он и пришел?
Но, еще не успев додумать эту мысль, он уже понял, что сделал шаг глупый и напрасный. Договор с Ягве был четок и ясен. Тут не помогут словесные увертки священника.