Отец никогда не умел смягчать углы, даже когда я была маленькой, потому и в этот раз начал сразу в лоб — с вопроса о том, что я думаю о смерти мамы. Конечно же я поняла, что он хотел знать, что я чувствую, а не что я думаю, но его прямолинейность немного выводила из себя.
Перетерпев порыв истерики, связанный с самым глупым вопросом в моей жизни, я собралась с мыслями, и мы перешли на более мягкие темы.
Первую половину разговора папа просто спрашивал, а я просто отвечала. Всё походило на какой-то допрос. Но уже ко второй половине я постепенно раскрылась и начала делиться целыми историями.
Из стадии допроса диалог перешёл в стадию семейного разговора.
Последняя история закончилась словами:
— Не знаю, стоит ли мне проходить этот тест. Нужна ли мне эта стажировка… Просто… понимаешь, я устала.
С надеждой посмотрела на отца — впервые за пять лет. Впервые за всё это время я поверила в то, что он может дать совет. А потом вспомнила про совет, который он дал Стасе.
Он же не скажет, чтобы я просто ударила этого Кирилла?
Тряхнула головой, чем, конечно же, привлекла внимание.
— Всё нормально? — спросил папа.
— Да, — отмахнулась, — ерунда какая-то в голову лезет.
Папа расслабился.
— Ну-у… — протянул он.
В комнате повисла тишина. Папа молчал, я молчала тоже. Наконец рука отца потянулась к моей. На секунду я почувствовала какую-то неловкость. Спустя секунду, когда отцовская ладонь накрыла мою кисть, я почувствовала ещё бо́льшую неловкость. Сглотнула. Хотела одёрнуть руку, но вовремя опомнилась. Он же хочет измениться, не стоит его отталкивать.
— Дорогая, — то самое слово, что сорвалось с уст отца после затянувшегося молчания. Слово, от которого я чуть не вздрогнула, потому что никогда в жизни не слышала от него ничего такого. — Я понимаю, как тебе было тяжело все эти годы. И мне… так стыдно, ты даже не представляешь. Ты даже не представляешь, сколько раз я винил себя по ночам за собственную слабость. Но потом я напивался снова, и всё вроде бы пропадало…
Тут я не вытерпела — убрала руку, резко отстранилась.
— Что ты такое говоришь? — мотая головой, спросила я. — Это я-то не представляю? Я не представляю, как ты себя винил? То есть, ты считаешь нормальным говорить мне такое, после всего? Хочешь, чтобы я пожалела тебя за то, что тебе было тяжело? Это я-то не представляю?! Не смей! Слышишь! Не смей говорить мне, что я чего-то не представляю!
Я ударила ладонью по столу, совсем позабыв о том, что дальней комнате спит Стася. Прикрыла лицо рукой, так как почувствовала, что по щекам текут слёзы, а затем и вовсе ушла.
Стоя перед комнатой сестры, я вытерла слёзы, коснулась дверной ручки и аккуратно приоткрыла дверцу, заглянув внутрь через образовавшуюся щёлку. Пригляделась. Сестрёнка спала как сурок. Выдохнув, закрыла дверь, развернулась и чуть не завизжала от страха, увидев перед собой появившегося из ниоткуда папу.
Схватилась за сердце, пытаясь отдышаться.