Лайк за любовь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Здравствуй, — спокойно произнесла Мила, слегка улыбнувшись.

Я молчала, соображая сколько лет не видела этого человека, и пыталась сопоставить образ, оставшийся в сознании с тем, кто стоял перед глазами. И он никак не сходился. В моих воспоминаниях двенадцати летнего ребенка эта женщина запомнилась совершенно в другом виде. Растрепанные, длинные светло-русые волосы теперь были коротко острижены и выкрашены в жемчужно-пепельный цвет, уверенный взгляд с аккуратным нюдовым макияжем, а не покрасневшие от крика глаза, идеально очерченные карандашом губы, вместо скривившегося рта, из которого вылетали едкие фразы и слова в адрес бабушки.

Мне бы стоило произнести хоть что-то в ответ, но губы словно слиплись.

— Мы можем поговорить, Кира? — так же спокойно продолжила Мила, но покосилась глазами таращившегося на нас бармена.

Найдя взглядом среди пустых столиков Машку, я послала ей мысленный сигнал, надеясь, что она быстро сообразит. Подруга, изумленно похлопав ресницами, оглядела мою мать, меня и коротко кивнула в сторону своего кабинета.

— Да, — наконец смогла прохрипеть я. — Идем.

На деревянных ногах я повела Милу за собой, даже не представляя, о чем эта она хотела поговорить со мной. Но точно понимала только одно — ванильно-пудровый аромат ее духов меня начал раздражать с первой секунды его вдоха. Не успев закрыть за нами дверь, я без церемоний и вежливых реверансов перешла в наступление:

— Зачем ты приехала? И как вообще нашла меня? — оперевшись спиной о стену, я скрестила руки на груди и уставилась на свою мать.

Мила прошла к столу и, отодвинув себе стул, очень аккуратно присела на него, расправив широкие складки черного и свободного платья, поверх которого было накинут такого же свободного кроя пиджак бежевого цвета. Ее движения казались намеренно осторожными и плавными, что выглядело весьма странно. Но женщину нисколько не удивил мой неприветный, даже грубоватый тон. Или же она умело скрывала свои эмоции.

— Ну, во-первых, в прошлом году мы с Ниной общались по телефону несколько раз. Она как-то упоминала название твоего ресторана. Во-вторых, выразить свои соболезнования… — начала Мила, отстранённо скользя взглядом по пространству кабинета, — и…

— Соболезнования? — мне хватило ее одной фразы, чтобы внутри меня заискрилось пламя негатива, а пальцы сжались на предплечьях. Все-таки говорит о каком-либо прощении было легче, чем его демонстрировать. — Только сейчас? Смешно же…

— У меня были причины, Кира, по которым я никак не могла явиться на похороны, — ее взгляд остановился на мне, а лицо ничего не выражало: ни горечи, ни смятения, ни заинтересованности.

— О, должно быть очень веские, раз уж ты даже трубку не взяла, — я наигранно закивала, состроив гримасу ужаса.

— Веские. Очень, — коротко ответила она, а ее ладонь легла на выпирающую ткань.

Меня мгновенно прошибло холодной дрожью, когда я поняла, что такое свободный фасон— это не дань моде, а всего лишь возможность не выставлять напоказ свое «интересное» положение.

— В силу того, что я уже не молодая девочка, все проходит не так гладко. Когда ты мне звонила, я была на сохранении и приехала сюда на свой страх и риск, как только смогла, — ее рука бережно погладила округлый живот, а мне стало мерещиться, что каждое поглаживание отзывалось ударом под дых.

Кто-то упорно во вселенной хотел добить меня окончательно.

— Поздравляю, — с трудом вымолвила я, чувствуя, как во рту и горле все слипается от сухости.

Мила, нервно поправила свои и без того идеально уложенные волосы, стараясь лишний раз не встречаться со мной взглядом, а в кабинете повисла неестественная тишина. Если бы не запахи еды, доносившиеся с кухни, то можно было сказать, что между мной и моей матерью образовался вакуум. Она вдруг потянулась к своей сумке, достав карандаш и блокнот.

— Можно узнать, где Нину…