— Но мы этого не сделали, — заметил Бишоп.
— Потому что ты сохранял спокойствие. Джулиан, он собирался…
— А ты вмешался и предотвратил кровавую бойню.
— Тебе приходилось убивать кого-нибудь в бою? — Ноа стало стыдно, что он никогда не спрашивал. — Прости. Ты не обязан отвечать на этот вопрос.
— Да. В Сирии. Не один раз.
Ноа проглотил комок в горле. Его грудь напряглась.
— Я никогда никого не убивал до налета на лагерь Картеров. Никогда даже не стрелял с намерением попасть в другое человеческое существо.
Бишоп взглянул на него.
— Нелегко нести такой груз.
Ноа схватил несколько бутылок антибиотиков для рыб, сжимая их так сильно, что его пальцы болели в знак протеста. Бишоп даже не представлял насколько тяжело это давалось Ноа.
— Это так.
— Я верю в самооборону. Я не боюсь взять в руки оружие. Я только хотел бы… — Бишоп на мгновение отвернулся, пытаясь собраться с мыслями. Когда он заговорил снова, его голос звучал резко. — Израильтяне защищались мечами и стрелами. На самом деле, они выступали в роли агрессоров десятки раз. Наконечник Божьего праведного копья. Иногда убийство необходимо.
Бишоп посмотрел на свои руки, его лицо помрачнело.
— Коварство убийства в том, что в следующий раз совершить его становится легче. И еще проще в следующий раз. Сдерживаться с каждым разом все труднее и труднее. Сложно остановиться. Ты начинаешь бояться самого себя.
Ноа ничего не ответил.
— Насилие порождает насилие. Кровь порождает кровь. Есть убийства праведные и убийства, мотивированные яростью и местью. Справедливое и щепетильное правосудие приносит мир. А жажда мести порождает еще большее кровопролитие. Нужна мудрость, чтобы увидеть разницу.
Джулиан не просто убил кого-то. Он убил его, Ноа.
«А ты стоял в стороне и смотрел, как это происходит».
Чувство вины зарычало в его нутре, застряло в горле.
Он был полицейским. Служителем закона. В реальном мире, до этой катастрофы, Джулиан отправился бы в отпуск прямо сейчас, в ожидании расследования, которое признало бы его виновным, виновным, без сомнения.