— Знаю. — Она повернулась на своем сиденье, чтобы посмотреть ему в лицо. Влажные пряди волос прилипли к ее щекам.
Ее кожа казалась слишком бледной. Глаза — слишком яркими, зрачки расширенными. Ханна выглядела испуганной… и нездоровой.
— Что-то не так.
— Что это значит?
Она потерла свою искалеченную руку.
— У меня руку покалывает. Обе. И ноги тоже. Голова просто раскалывается от боли. — Она сглотнула. — И… и зрение продолжает расплываться.
Страх пронзил Лиама насквозь. Даже он понимал, что это не нормально для родов. Им стоило оставаться у ветеринара до тех пор, пока Ханна не родит. Но они оба хотели двигаться дальше. Ему следовало уговорить ее задержаться.
— Я думаю… думаю, это преэклампсия. Когда я носила Майло, в акушерском кабинете на стенах висели плакаты об этом. Высокое кровяное давление, тошнота, головные боли. Это то, что я помню.
Он ничего не знал о преэклампсии. Джесса бы знала. Она бы знала, что делать. Но ее здесь нет. Ее нигде больше нет. Они предоставлены сами себе.
— Это… преэклампсия. Это опасно?
Ханна посмотрела на него с неприкрытым страхом в глазах.
— Если ты спрашиваешь, может ли она убить меня, то ответ — да.
Он хотел сделать или сказать что-нибудь, чтобы ослабить страх Ханны, утешить ее. Но Лиам не силен в таких вещах. Он предпочитал действовать.
— Что мне делать?
Она вскинула свой хрупкий подбородок — маленький акт неповиновения тому, что вот-вот завладеет ее телом, природа проявляла свою волю, независимо от того, насколько это не вовремя или неудобно, или какую угрозу это представляло для матери.
— Нужно, чтобы оно вышло. Что бы со мной ни происходило, это прекратится, когда оно выйдет.
Позади них зажглись фары снегохода.
Лиам наблюдал за ними. Они не двигались. Они замерли, ожидая. Выжидали чего?
Он хотел отправится за ним. Все в Лиаме хотело покончить с…
«Она в опасности», — прозвучал голос Джессы в его голове. Он знал это.