— Я в полном порядке.
Он хмурится на меня.
— Сидни. Твоя мать убила твоего отца. Огромная бомба только что взорвалась в середине твоей жизни.
Я поморщилась.
— Да, я в курсе.
— Что ты чувствуешь?
Чувствую себя виноватой, но никак не могу сказать ему об этом.
— Как будто кто-то должен устроить вечеринку. Желательно с маленькими фруктовыми напитками или пуншем с шипучкой.
Он просто поднимает на меня брови.
— Неправильный ответ? Я подавлена. Я едва могу встать с постели утром. Он обещал полететь со мной в Белиз и купить «Мерседес» на выпускной. И что мне теперь делать?
Доктор Янг сжимает пальцы под челюстью.
— Сидни, ты можешь сказать мне, как ты себя чувствуешь на самом деле?
Жаль, что нет окна, в которое можно посмотреть. Нет ничего, кроме этого ужасного кресла и доктора Янга, который смотрит на меня своим тревожным, пронизывающим взглядом. Я думаю, что тетя Элли сказала мне вчера после того, как поговорила по телефону с адвокатом защиты. Дело ма ожидает отчета о предварительном следствии, на основании которого судья определит ей наказание. Адвокат защиты и прокурор уже согласовали обвинение — убийство второй степени. Ма отказалась сказать хоть одно плохое слово о Фрэнке, хотя факт постоянного домашнего насилия мог бы уменьшить ее тюремный срок. Даже если бы она согласилась, это трудно доказать. Фрэнк никогда не ломал кости. Ужас и унижение были его любимым оружием, раны, которые не оставляли видимых шрамов. Я делаю глубокий вдох.
— Я счастлива, что его больше нет, ясно?
— Расскажи мне об этом.
— Он пьяница. И жестокий. Он был паршивым отцом.
— Некоторые люди испытали бы шок от таких заявлений, — осторожно говорит доктор Янг.
— Люди думают, что просто потому, что двадцать лет назад он имел цепкие пальцы и мог бегать как черт, это делает его хорошим парнем. Героем. Или, возможно, они знают только то, что хотят знать, видят только то, что хотят видеть.
— Что ты при этом чувствуешь?
Я сжимаю и разжимаю пальцы на коленях.