Это была большая круглая комната, высеченная в камне с великим тщанием. В центре ее возвышался куб алтаря, единый с полом, и аккуратностью отделки место действительно напоминало о египетских храмах. На стенах видны были фрагменты древней росписи.
– Что это? – прошептал я изумленно.
Ж. приложил палец к губам и погасил свой фонарь.
Мы оказались в полной темноте.
Мне тут же почудилось, что вокруг появились незримые во тьме люди. Я слышал их перешептывания – или был в этом уверен. Несколько минут я боролся с подступившим ужасом, а потом заставил себя успокоиться, начав особым образом дышать. Когда испуг исчез, стих и странный шепот.
Ж. снова включил фонарь и испытующе на меня посмотрел.
– Я буду выключать свет время от времени, – сказал он, – надо сберечь заряд батареи для подъема. Теперь можно говорить. Но тихо.
– Мне показалось, что рядом были люди.
– Духи героев, умерших в этой комнате, пришли на тебя поглядеть.
– Что это за комната? – спросил я.
– Могила Парижа.
Я нервно засмеялся – и напряжение спало.
Действительно, трудно было представить что-то более противоположное Парижу, чем эта каменная нора. Если у городов могут быть погребальные камеры, выглядеть они должны примерно так.
– Я не был в Париже много лет, – сказал я, – но не знал, что он умер. Хотя сейчас там немцы, а они умеют опошлить все.
– Я не про французскую столицу, – ответил Ж. – Я про троянского принца. Мы говорим по-английски, и его имя звучит как французский город. Но в действительности его звали Александр. Вот здесь когда-то стоял его саркофаг.
Ж. повернул луч на куб в центре комнаты, и я заметил высеченную на нем стрелу.
– Этой камере столько же лет, сколько древней Трое?
– Древних трой было много, – сказал Ж. – Если мерить по европейскому летоисчислению, эта камера была вырублена в скале в двенадцатом или тринадцатом веке до нашей эры.
– Здесь сохранились какие-нибудь надписи?
– Совсем немного. Мы не можем их прочесть. Но есть рисунки.