«1. Не было выработано плана атаки. Начальники узнавали задания в сфере огня.
2. Горсточка людей вела атаку на разных 2 пункта, отстоящих друг от друга на 4–5 км. Связь между атакующими была плохая. Один другого никак не могли поддержать.
Плохо одеты и обуты, отсутствие правильного продовольствия и воды.
4. Главная же причина – малочисленность атакующих и то, что они уступали в технике обороняющимся».
Из этого перечня видно, что никаких функций настоящего полководца он толком не выполнял. Нормальное снабжение войск в походе наладить не смог.
Первый штурм Урги, предпринятый 26 октября 1920 года, целиком рассчитан на внезапность да на страх, который сохранился у китайцев перед русским оружием со времен подавления боксерского восстания в 1900–1901 годах. Тогда русские войска без труда побеждали китайскую армию, неся лишь очень небольшие потери (погибших в бою было меньше, чем умерших от болезней). С тех пор боеспособность и моральное состояние китайской армии не улучшились. Однако среди китайцев нашлось несколько решительных офицеров, которые смогли удержать свои части от бегства, а потом уже дало себя знать китайское превосходство в огневой мощи. Бои продолжались до 7 ноября, причем во время второго штурма унгерновцы, по свидетельству Б. Н. Волкова, были близки к тому, чтобы сломить сопротивление врага и ворваться в город. Однако положение спасла храбрость одного китайского офицера, сумевшего увлечь свою отступающую часть в контратаку и выбить русских с гряды господствующих высот. Унгерн, потеряв около 100 человек убитыми, отступил к реке Керулен в 60 километрах от Урги. Китайцы, по оценке советской разведки, потеряли около 500 убитых. Барон послал хорунжего Хоботова с отрядом на калганский тракт, где удалось перехватить несколько китайских караванов, следовавших к Урге. Теперь у Азиатской дивизии было вдоволь продовольствия и фуража.
Неудача Азиатской дивизии была во многом обусловлена тем, что атака на Ургу не стала неожиданностью для китайцев. Кроме того, сам Унгерн действовал не лучшим образом. Он не сосредоточил все силы в одном решающем пункте и даже не выработал плана атаки, полагаясь на удачу. Связь между атакующими отрядами была слабая.
В конце ноября китайская контрразведка раскрыла в Урге заговор в пользу Унгерна. Был арестован ряд князей и лам. В китайскую армию было мобилизовано 2 тыс. местных китайцев, не имевших никакого опыта. В тюрьму посадили чуть ли не всех сколько-нибудь состоятельных монголов, русских и бурят, чтобы получить за них выкуп от родственников.
Унгерн, в свою очередь, во время остановки на Керулене суровыми мерами восстановил пошатнувшуюся было после поражения под Ургой дисциплину. Именно тогда перед строем дивизии был живьем сожжен прапорщик Чернов, и полностью истреблена посланными в погоню чахарами дезертировавшая было Офицерская сотня. Есаул Блохин (фамилия – скорее всего, псевдоним) вспоминал: «В отряде было не все благополучно, люди, доведенные до отчаяния, спешно отступившие из России, были долго преследованы красными партизанами, потеряли все обозы с обмундированием, снаряжением и провиантом, да еще плюс два неудачных нападения на Ургу, на которую все так долго и много рассчитывали. Командный состав пал духом, но он боялся говорить вслух об этом, все отлично понимали, что каждое неосторожно сказанное слово будет немедленно доведено до ушей дедушки. Так они называли своего атамана Унгерна. Чека у этого дедушки было весьма образцовое, а главное никто не мог узнать, кто был чекой у барона. Да и сам барон был очень хитер. Он, чтобы просто ввести в заблуждение, очень сурово обращался с некоторыми офицерами, часто порол их за всякий малейший проступок, и все думали, что это несчастные люди, были с ними более откровенны, развязывая свои языки, а этого только и надо было барону. Виновного барон немедленно посылал в разведку или командировку, где его уже в установленном месте поджидали чекисты и с ним расправлялись, изуродованный труп случайно находили через несколько дней проезжие монголы и привозили труп и все почему-то объясняли, что несчастный был изуродован китайскими солдатами»[1].
Тогда же, на Керулене, Унгерн приказал выпороть ташурами за разврат жену статского советника Голубева. По свидетельству, приводимому Волковым (в тексте под псевдонимом «Пономарев»), перед наказанием Голубевой произошел следующий примечательный диалог между одним из казаков, исполнявшим наказание, и Унгерном: «Жену действительного статского советника Голубева пороли сначала за то, что «давала направо и налево». Пороли рядом, в палатке. Порол Терехов, который спросил Унгерна: «А как – штанишки снять?». «Если вязанные, – сказал Унгерн, – снять, а если шелковые – оставить». Оказались – шелковые. Терехов привел ее в палатку и крикнул: «Становись на колени!» – затем пнул ее ногой. С первого удара показалась кровь. (Бил ташуром.) Выскочил Веселовский и крикнул: «Дай-ка я ее хвачу», – ударил. Унгерн, услышав это, заорал на Веселовского: «Кто тебе приказывал… Ты что – палач?», и велел всыпать Веселовскому пятьдесят. Голубевой всыпали пять – десять. Она вернулась в палатку, где находились другие офицеры, в том числе и Пономарев. Не могла сидеть, но скоро начала «пудрить носик» и кокетничать с офицерами…»
По наиболее же распространенной версии, экзекуцию над Голубевой было поручено провести ее собственному мужу под угрозой, что в случае, если он не будет достаточно усерден, то подвергнется такому же наказанию. Но Голубев будто бы порол усердно и потому избежал ташура. По словам А. С. Макеева, Голубева была выпорота главным образом за любовную связь с казненным прапорщиком Черновым, а также за то, что ранее пыталась заступаться за своего мужа, который был наказан за то, что вздумал давать барону советы. После порки Голубеву на ночь отправили на лед реки, но затем Унгерн все же разрешил развести для нее костер. По версии же Пономарева-Волкова, наказание Голубевой осуществлял не муж, а один из казаков. Тем не менее диалог о штанишках вполне может быть и правдой, вне зависимости от того, кто именно порол статскую советницу Голубеву. Если это так, то получается, что Унгерн хотя лично и не любил присутствовать при экзекуциях, но толк в них знал. Ведь вязанные штанишки могут значительно смягчить удар ташура, а шелковые – нет, что и учел Унгерн.
Когда в середине декабря Унгерн вновь подступил к Урге, в его отряде были монгольские отряды Лувсан Цэвэна, князя из Внутренней Монголии и Батора Гунн Чжамцу. Кроме того, с самого начала у него был отряд бурятского князя (нойона) Жимгита Жамболона (Джамболона), есаула Забайкальского казачьего войска. Также в дивизию прибыло несколько мелких отрядов из Забайкалья. Общая численность Азиатской дивизии вместе с союзниками составляла около 2 тыс. человек. 20 января 1921 года 2 китайских полка потерпели поражение у поселка Баянгол, что открыло Унгерну дорогу к Урге. По оценке Б. Н. Волкова, при последнем успешном наступлении на Ургу у Унгерна было около 800 русских всадников – казаков и бурят, а также около 1000 союзников-монгол. С учетом численности артиллерийской прислуги и тылов, которые у Унгерна были невелики, всего в Азиатской дивизии в таком случае могло насчитываться 1000–1100 человек.
Китайский же гарнизон, наоборот, ослаб, поскольку из-за конфликта с другими командирами город покинул генерал Го Сунлин с 3000 сабель отборной кавалерии. Китайские войска, занявшиеся грабежом русского населения города (у монгол грабить было особо нечего) и развернувшие кампанию репрессий против монгол и русских, еще больше деморализовались. Численность китайского гарнизона не превышала 10 тыс. человек, причем половину его составляли местные китайцы, практически необученные военному делу. На этот раз на совещании начальников отрядов Азиатской дивизии был выработан план штурма. По оценке Б. Н. Волкова, при последнем успешном наступлении на Ургу у Унгерна было около 800 русских всадников – казаков и бурят, а также около 1000 союзников-монгол. С учетом численности артиллерийской прислуги и тылов, которые у Унгерна были невелики, всего в Азиатской дивизии в таком случае могло насчитываться 1000–1100 человек.
Торновский определяет численность собственно Азиатской дивизии перед штурмом Урги в 1460 человек. В это число входил монгольский дивизион в 180 человек, тибетско-монгольский дивизион хорунжего Тубанова в 170 человек, японская конная сотня в 40 человек и Чахарский дивизион Найден-гуна в 180 человек. Кроме того, по словам Торновского, формировались и другие монгольские части, но вряд ли они тогда способны были идти в бой.
Китайский гарнизон Урги в тот момент, по оценке Волкова, насчитывал 10 тыс. человек. В 250 верстах к югу от Урги, в Чойрине, находилось еще около 3 тыс. китайских солдат и богатые интендантские склады. Еще довольно сильный китайский гарнизон и отступивший из Урги отряд Го Сунлиня с 3000 отборной кавалерии занимали на севере кяхтинский Маймачен. Всего там могло быть до 6 тыс. китайских солдат.
Как подчеркивает Волков, «первые два неудачных наступления на Ургу прошли под личным руководством барона и по его плану. План третьего наступления (занятие Урги) разработали единственным в истории отряда совещанием командиров отдельных частей…». Юзефович полагает, что это совещание «состоялось после похищения Богдо-гегена или на следующее утро. В нём, не считая монгольских князей, должны были участвовать начальник штаба дивизии Ивановский, возглавлявший бурятскую конницу Джамбалон, полковники Лихачёв и Хоботов, войсковые старшины Архипов и Тапхаев, подполковник Вольфович и ещё какие-то офицеры, в данный момент пользовавшиеся расположением Унгерна».
Перед наступлением аэропланы Унгерна разбросали над Ургой листовки с воззванием, призывая китайских солдат сложить оружие. Распускались слухи, которым китайцы верили, будто с Унгерном идет 5000 хорошо вооруженных бойцов. Для подтверждения этого унгерновцы жгли многочисленные бивуачные костры под Ургой. Похищение Богдо-гегена, находившегося в своем дворце под сильным китайским караулом, произведенное накануне штурма, также деморализовало китайцев. По наиболее распространенной версии, это похищение было осуществлено Тибетской сотней во главе с бурятом, хорунжим Тубановым. По другой версии, изложенной Волковым в рукописи под псевдонимом Пономарев, эта операция была проведена Тибетской сотней, а забайкальскими казаками во главе с войсковым старшиной Архиповым, впоследствии казненным Унгерном, и есаулом Парыгиным. К сожалению, никто из участников похищения Богдо-гегена, включая самого хутухту, мемуаров не оставил.
Причины того, почему во время третьего штурма Ургу удалось захватить, Торновский суммирует следующим образом:
«1. Высокий наступательный дух унгерновцев, понимавших, что спасение их в победе, а потому каждый проявлял максимум духовных и физических сил.
2. План взятия Урги, составленный подполковником Дубовиком, был вполне рациональным. Хотя от него частично отступили 3 февраля, но в целом он проводился. Начальники знали предметы, цели атаки, почему было взаимодействие частей войск и не было больших разрывов.