Нон показала письмо отцу. Тот тут же отослал его своему адвокату Хеймансу, сопроводив письмо нелестным замечанием в адрес бывшей жены. По совету Хейманса Джон Маклеод ответил на письмо бывшей жены вместо дочери. Он написал, что если Грит хочет увидеть дочку, то пусть потрудится написать письмо непосредственно ему, отцу. Она так и сделала – по-французски. Письмо было написано 18 сентября 1914 года в отеле «Виктория»:
«Мой дорогой друг. Если ты так хочешь, я попрошу тебя лично. Будь добр и дай мне увидеть мою дочь. Я уже настолько стала парижанкой, чтобы забыть о необходимом такте – все равно, в какой ситуации. Пожалуйста, сообщи мне, что нужно сделать. Я уже заранее благодарю тебя за то, что ты позволишь мне то, чего я так страстно желаю.
С глубоким уважением, Маргарета».
В постскриптуме она добавила: «Пожалуйста, в ответе используй имя Мата Хари».
Отвечая ей письмом, бывший муж удивился, что она так быстро забыла голландский, хотя письмо Нон написала как раз на голландском. Он согласился на встречу дочери с матерью, но только если она не будет настраивать дочь против отца. Маклеод надеялся, что старая обида за это время уже исчезла. Но он не хотел, чтобы встреча Маты Хари и Нон состоялась в Гааге или Амстердаме. В качестве места встречи он предложил Роттердам. Мачеха Нон Гритье Маклеод рассказывала Ваагенаару, что Джон думал, что бывшая жена хочет увидеть свою дочь лишь потому, что до нее дошли слухи, что Нон очень красива. Предположение более чем странное. Ведь скромная выпускница педагогического училища ни в коем случае не была какой-нибудь «звездой», о которой говорила вся Голландия.
Длинноногая, со смуглой кожей и черными волосами матери, Нон на самом деле выглядела весьма привлекательно. Маклеод подозревал, что Мата Хари захочет показаться с Нон на публике в Амстердаме или Гааге, где ее хорошо знали, и поэтому выбрал Роттердам, где ее никто не знал.
В следующем письме Мата Хари сообщала бывшему супругу, что в будущем хотела бы позаботиться о воспитании Нон, и допускала, что, возможно, ей удастся на какое-то время взять девочку с собой в Швейцарию. Такая перспектива явно не вызвала у него восторга, и он предложение отклонил. Маклеод написал, что будет гораздо лучше, если Мата Хари поможет Нон деньгами. Можно, например, поместить на счет в банке пять тысяч гульденов, чтобы Нон могла брать уроки вокала и игры на пианино. Однако некоторое время спустя Джон, убедившись, что денег от Маты Хари не получить, сообщил бывшей жене, что не может поехать в Роттердам, потому что еще не получил от правительства свою месячную пенсию. Мата Хари наконец поняла, что он не собирается устраивать ей встречу с Нон. Она никогда больше не увидела свою дочь.
Во время Первой мировой войны Нон посещала педагогическое училище в Гааге. Однажды ее соученица спросила, что она думает о своей матери. «Я не могу говорить о матери так, как мне хотелось бы, – ответила Нон. – Я так много слышала об ее жизни в Париже, но всякий раз, когда я заговаривала с отцом, желая узнать, что было на самом деле, он уходил от ответа».
Однако то, что ее мать находится в Гааге, куда Мата Хари переселилась в 1915 году, возбуждало любопытство девочки. По воспоминаниям Гритье Маклеод-Мейер, Нон писала домой письма с пометками вроде «Я вчера проходила мимо ее дома. Мужчин поблизости не было, но на окнах очень красивые занавески». Но она, как кажется, со своей стороны не предприняла никаких шагов, чтобы встретиться с матерью. Да и со стороны Маты Хари не было подобных попыток, хотя она наверняка знала, что ее дочь учится в Гааге. А сама она еще в сентябре 1914 года решила переехать в Гаагу. Там на берегу спокойного канала она сняла маленький дом по адресу Ниуве Ойтлег, 16. Пока там шел ремонт, Мата Хари в начале 1915 года уехала из Амстердама и жила в Гааге в отеле «Паулес».
Тогда, осенью 1914 года, родная Голландия казалась Мате Хари чужой и не слишком гостеприимной страной. Теперь ей представлялось, что прежней Голландии, которую она покинула десять лет назад, уже нет. В стране царила атмосфера военной тревоги, так как голландцы опасались германского вторжения. Которого, к счастью, не последовало. Но в стране был введен режим строгой экономии. Опасаясь войны, голландцы сметали с полок магазинов про запас буквально все. К тому же Голландию наводнили десятки тысяч беженцев из Бельгии. А в условиях дефицита Мата Хари жить не привыкла. К тому же в то время французский она знала уже лучше, чем родной голландский, и большинство своих писем предпочитала писать по-французски. Благо среди ее корреспондентов преобладали те, кто хорошо владел именно французским. Да и французская салонная культура, наверное, была для Маты Хари ближе всего, хотя зарабатывала она на другой, восточной культуре. Однако француженкой и французской патриоткой она так и не стала. А тот факт, что во Франции она оставалась иностранкой, самым негативным образом повлиял на ход следствия и суда над ней в 1917 году.
В Голландии Мата Хари продолжала искать театральных продюсеров. Наконец ей удалось подписать контракт с Роозеном, голландским директором Французской оперы. Эта компания представляла собой смешанный ансамбль из голландских и французских певцов и пользовалась успехом в Голландии. Роозен устроил для Маты Хари балет в Королевском театре в Гааге. Выступление состоялось в понедельник 14 декабря 1914 года.
Газеты сообщали о «самом большом аншлаге в этом сезоне». Мата Хари танцевала в балете, который был «живой картиной», основанной на картине французского художника первой половины XVIII века Никола Ланкре «Ла Камарго». Музыку написал тоже француз и современник Ланкре Франсуа Куперен.
Мата Хари танцевала мимическую серию из восьми «настроений», включая ее любимые «Невинность», «Страсть», «Целомудрие» и «Верность». Все это не сильно отличалась от «Танца семи покрывал», который и сделал ее известной. Но в этот раз все было вполне целомудренно, и покровы с танцовщицы не падали. В Гааге Мата Хари надела для выступления желтый стильный костюм, украшенный белой и темно-красной шалями, которые, как писали газеты, «прозрачно развевались вокруг нее».
Пресса также отмечала, что ее танец похож на «идиллический пасторальный флирт». 18 декабря балет был повторен в городском театре Арнема. Джон Маклеод, проживавший в арнемском пригороде, на представление не пошел, так как, по его словам, знал свою бывшую жену «во всех только возможных позах».
Мата Хари вклеила в альбом репродукцию картины Ланкре, которая использовалась в качестве фона для ее выступления на сцене, и подписала: «Балет безумных французов, в исполнении Маты Хари, Королевский Французский театр». Эта запись в ее альбоме оказалась предпоследней. Последней же стала титульная страница голландской газеты с большой фотографией танцовщицы. Здесь Мата Хари выглядит красивой дамой в самом расцвете сил. На ней длинные сережки и жемчужное ожерелье, а также элегантная шляпа с широкими полями и белое платье с глубоким декольте. Подпись под фотографией гласила: «13 марта 1905 – 13 марта 1915». Это был десятилетний юбилей ее сценического дебюта в парижском Музее Гиме.
16 декабря 1914 года Мата Хари писала своему близкому другу художнику Питу ван дер Хему, как и она, уроженцу Леувардена: «Дорогой Пит, мне очень жаль, что тебя не было на спектакле. У меня был большой успех, и мне подарили множество цветов. Люди начали понимать, что это куда изысканней, чем смотреть на Макса Линдера в кино. Все билеты были проданы. Роозен был счастлив, кассир тоже. Я не могла бы выступить лучше».
В Голландии, как хорошо понимала Мата Хари, для танцовщицы не было будущего. Ведь «Французская опера» ежедневно меняла программу, и балет Маты Хари мог пройти лишь несколько раз в год. На такие деньги невозможно было жить.
Новый поклонник-банкир оплачивал гостиницу и счета. Так пролетело несколько безоблачных недель. Теперь можно было возобновить связь с давним поклонником Маты Хари бароном ван дер Капелленом. Но прежде банкир ван дер Шельк познакомил ее с бизнесменом Верфляйном из Брюсселя, который имел обширные деловые связи с германскими оккупационными властями и был близким другом нового германского генерал-губернатора Бельгии барона фон Биссинга. Через Верфляйна Мата Хари в начале 1915 года познакомилась с консулом Карлом Г. Крамером, который руководил официальной германской информационной службой в Амстердаме, то есть занимался внешнеполитической пропагандой, без особого, впрочем, успеха. Считается, что он также возглавлял отдел германской разведки III-b. Барон ван дер Капеллен помог танцовщице решить ее финансовые проблемы. В конце сентября 1914 года она сняла в Гааге небольшой дом, а еще через несколько недель Мата Хари получила ангажемент гаагского королевского театра. Но привычка жить на широкую ногу привела к тому, что ей постоянно не хватало денег. В конце осени 1915 года, по версии французской контрразведки, германская разведка будто бы завербовала Мату Хари.
В декабре 1915 года Мата Хари совершила первую после начала войны поездку в Париж. Когда ее после ареста допрашивала французская контрразведка, танцовщица первоначально утверждала, что вернулась во Францию в мае 1915 года и провела там три месяца. Ее путь лежал через Англию, а оттуда в Дьепп через Ла-Манш. Но на этот раз память подвела нашу героиню. Лишь на одном из позднейших допросов она вспомнила, что поездка во Францию состоялась только в декабре 1915 года, что вполне соответствовало визовым отметкам в ее паспорте. Но это была короткая поездка, поскольку уже в начале следующего года Мата Хари вернулась в Голландию. Во время следствия она объясняла: «Я вернулась в Париж, чтобы забрать личные вещи и предметы домашнего хозяйства, которые хранились на складе фирмы „Мапль“ на Рю де ла Жонкьер, 29. Я вернулась в Голландию через Испанию с десятью ящиками с вещами, потому что британская граница в то время была закрыта из-за крупных перевозок войск». Она также отметила, что большую часть ее вещей, которые хранились в Париже после того, как она оставила свой дом в Нейи-сюр-Сен, составляли столовое серебро и постельное белье. Эти вещи были необходимы для нового дома в Гааге.
Мата Хари беззаботно путешествовала по разделенной фронтами Европе так, как будто никаких фронтов и не было. Когда появился шанс выступить на парижской сцене, она сразу за него ухватилась – а вдруг повезет? Танцовщица услышала, что Сергей Дягилев все еще во Франции. Мата Хари жила в «Гранд-Отеле» и оттуда 24 декабря 1915 года написала письмо своему старому другу, ментору и импресарио Габриэлю Астрюку. Она надеялась, что он сможет предложить ей что-то новое и, в частности, соблазнится «живыми картинами», которые она исполняла в Голландии. Также Мата Хари осторожно упомянула, что думает о своем возвращении на сцену не ради денег. Она давала понять, что живет в Голландии достаточно обеспеченно. И просила Астрюка сообщить Дягилеву, что тот может воспользоваться ее услугами. Она писала: «Я только на короткое время приехала в Париж. Через несколько дней я вернусь в Голландию. Как я вижу, Дягилев все еще тут. Так как у меня теперь есть некоторые новые и достаточно оригинальные танцы, то могли бы вы оказать мне услугу по заключению контракта с ним? Как вы знаете, я сама создаю все свои танцы. И я хочу этого не ради денег, потому что живу в Голландии в хороших условиях содержания, а именно обеспечивает меня адъютант королевы. Гораздо в большей степени я сделала бы это из интереса и, конечно, ради славы. Он (Дягилев.