Я вздрогнула, когда комнату наполнил голос. Казалось, кто-то включил запись на радио или пластинке, и сквозь шорохи и шумы записывающей ленты я услышала женский тонкий голос:
– Куда вы собрались, детки?
Он был везде и нигде, дробью отскакивал от стен и множился, отдаваясь эхом в лагерном домике, отчего тот снова показался бесконечно огромным. Бесконечно пустым.
– Это точно он, а не она?
– Он умеет говорить разными голосами, – тихо сказал Крик.
– Разными-разными-разными, – пропели нам в ответ, только голос был уже детским.
А затем в окна забарабанили ладони. Они бились в окна – десятки бледных рук сыпали ударами со всех сторон. Я сжалась от страха и забегала взглядом по сторонам. Руки били в стены, стучали в доски под ногами. Половицы отошли от земли, заходили ходуном, ощерившись дощатыми щербатыми краями, и из них выглянули чёрные грязные пальцы. Я вскрикнула и выпустила ремень Крика из руки, чтобы зажать ладонями уши, – но убийца сгрёб меня в крепкие объятия, а затем вынул свой серебристо-чёрный нож.
– Ты можешь напугать её, – крикнул он громче и злее тех, кто пытался ворваться в дом. – Но я тебя не боюсь.
Его холодный голос был оскалом из-под маски. Он не врал, потому что был не жертвой, а охотником, попавшим на чужие угодья.
Кулаки яростно колотили в стены, и между звуками ударов, похожими на ритуальные барабаны, я услышала сиплое воронье карканье. Крик сжал моё плечо до боли, и боль эта отрезвила меня. Я подняла на него взгляд.
– Мы уходим, – бросил он. – Как можно скорее. Сейчас!
Он потащил меня следом за собой, удаляясь прочь от висельников в непроглядную тьму. Они медленно таяли в ней белыми длинными свечами, оставаясь всё дальше, за спиной, и раскачиваясь в петлях. Наши шаги дробью отстукивали по полу. Гнилые доски скрипели на все лады, с потолка тянулись серебристые нити паутины. Крик запястьем отвёл их от своей маски. С каждым разом, стоило мне моргнуть, мы проваливались всё глубже и глубже во мрак коридора, похожего на глотку чудовища.
Мы спускались вниз или шли наверх? Я не могла этого понять.
– Хочешь, я съем её? – шёпотом спросили у нас стены. Крик притянул меня ближе, заставив шагать бок о бок с собой. – Хочешь, раскрою её на куски?
Он взглянул по сторонам и сплёл наши пальцы так крепко, что рука у меня заболела до локтя.
– Ты тоже хочешь этого. Хочешь погрузить в неё нож. Хочешь отрубить ей голову. Хочешь, чтобы она принадлежала только тебе, – стеклянно сказали окна, когда мы прошли мимо. Света из них не было. Снаружи царила безмолвная мгла.
– Чем бы ты ни было, во сне или наяву, но ты познакомишься со мной ближе, если тронешь её, – сказал Крик и опустил руку с ножом вдоль бедра. – Давай, мразь. Выйди ко мне. Я и мой нож уже ждём, когда сможем взглянуть, какой ты изнутри, и вот тогда я посмеюсь.
– Я хочу повесить её на собственных кишках. Она будет хорошо смотреться под потолком, среди моих гостей.
Меня охватила дрожь. Могу ли я умереть во сне? И правда ли это сон? Здесь всё кажется настолько реалистичным, что стало не по себе.
– Не бойся, – коротко бросил Крик. – Я никому тебя не отдам.