Поцеловав ее пухлые губы, стал медленно стягивать ткань с ее тела. Такую мягкую и нежную словно человеческая кожа и лишь коснувшись рукой ее спины я понял, что этой фальшивой имитации до нее далеко.
Ее аромат меня будоражил пуская после каждого вздоха по телу теплую волну. Смесь сладости и свежести с нотками чего-то улавливаемого лишь инстинктивно периодически отключали разум заставляя сливаться в единое целое, обволакивать, завораживать и приковывать друг к другу нас обоих.
Здесь и сейчас для меня не было ничего. Ни времени, ни места, ни мира вокруг, лишь набатом бьющееся в груди сердце и ее шумное дыхание с тихими нежными стонами. Все вокруг рассыпалось осколками и постепенно собиралось в мой новый личный мирок, имя которому было Лана.
Лёжа на малогабаритном кухонном диванчике и с большим трудом вмещающий на него свое бренное тело я крепко прижимал к себе ее. Тихо посапывающую, практически невесомую. Просто смотрел на ее умиротворение и глупо улыбался, а в голове крутилась мысль под стать моей улыбке. Такая же глупая и нелепая… «Сейчас бы сигарету…»
Было в этом киношном, но абсолютно для меня нелогичном действии что-то особенное. Расслабление, клубы сизого дыма окутывающие двух влюбленных, знамение того, что самое приятное в их мире уже свершилось и все что осталось это лишь наслаждаться моментом: молча, тихо, бесконечно…
Я окинул Лану взглядом. Совершенное тело, словно созданное рукой скульптора, с идеальными формами, неестественно нежной светлой кожей, длинными локонами созданными будто по эталону… Она была красива. Очень.
Но красота понятие весьма относительное и размытое. Та же Лин или Адель были тоже красивы. И хоть в своем воплощении они и были другими, но по-своему не уступали ей в чем-то своем. А здесь… Здесь все было иначе. Здесь было что-то ещё, что заставляло буквально впитывать ее в себя взглядом, телом, наслаждаться от того, что она просто есть. Словно создали ее специально для меня. По моим лекалам из частички меня самого. Уж слишком ярко я её ощущал…
— О чем думаешь? — послышался тихий сонный голос.
— О тебе.
— Шаблонами говоришь, — тихо хихикнула девушка и немного поерзав устроилась поудобнее. — Вас мужиков словно под копирку делают или может одна мамка рожает.
— Я серьезно, Лана. Ты не выходишь у меня из головы ни на секунду. Такое ощущение, что мы знакомы так долго, будто и не было по-другому никогда, — девушка прижалась сильнее и прильнула губами к шее. — Вот только мысли эти… они хоть и приятные, но словно чужие, навязанные. Будто некто их специально в мою голову вложил.
— О боже, Эдвард! — наигранно взмолилась Лана. — Только не начинай все сначала. Что, опять будешь по мне стрелять?
— Ни за что! Я не смогу это сделать, даже если потребуется. Я уверен в этом, — я тяжело вздохнул. — Ты лучше расскажи где мы.
— У меня дома, — игриво ответила девушка. — Я вроде говорила.
— Ты понимаешь о чем я. Как бы ты его не называла, при всем комфорте, это место очень странное, не находишь? А все странное здесь является потенциально опасным.
— Это долгая история, Эдвард…
— Ну так и мы никуда не спешим. Да и время здесь скорее всего течет иначе. Если оно вообще здесь есть.
— Это было давно, — Лана немного приподнялась и переместилась повыше, коснулась губами моего уха и продолжила уже шепотом. — Год тогда был две тысячи тридцать второй. Мы переехали сюда с матерью. Точнее нас сюда перевез отец. Он уже давно работал в Зилоте и дома появлялся в лучшем случае раз в полгода на неделю, максимум две, а потом снова уезжал. После переезда мы стали видеть его чуть ли ни каждый день. Для маленькой двенадцатилетней девочки это было просто сказочное счастье, да и мама тоже была довольна. Всё-таки жить по полгода без мужика, наверное, не слишком весело.
Дальше была школа, знакомство с новым миром и его обитателями, новые друзья, подруги, взросление, мама тоже устроилась в Зилоте. Не знаю уж какое отношение она имела к науке, но на свою участь не жаловалась, а потом, прямо в день своего совершеннолетия, я ни с того ни с сего провалилась в кому на несколько недель, а когда очнулась, то увидела перед собой сильно постаревшего отца.
Я до сих пор помню его взгляд. Он хоть и старался изображать доброту, любовь и спокойствие, но от него веяло нервным напряжением. На вопрос о маме он и вовсе ничего не ответил, что было странно.