Повисает пауза. Стараюсь смотреть на Мирона с поддержкой, чтобы дать понять — он не обязан в угоду мне любезничать с моей мамой. Уверена, он не стал бы ей вредить. Так что любой вариант их общения никак не повлияет на нашу отдельную семью. И на мою любовь к мужчине тоже.
Но и ответ сейчас должен быть за Мироном. Мне просто по-прежнему больно от того, что мама так поступала. Агриппина логично не вмешивается.
— Я не маленький мальчик, — жмет плечами Красильников, — и понимаю, что все не могут меня любить. Мне достаточно чувств от матери моего ребенка. Что касается вас, Анна Андреевна, я рад, что вы перешли в мирную позицию. И особенно, что прекратили отношения с Иваном и моей бывшей женой. Они еще поплатятся за всё, а вам бы я очень не хотел вредить.
Мама смотрит несколько испуганно. Мирон решает уточнить.
— Нет, я не стал бы делать вам плохо специально. Но мало ли как могла сложиться ситуация. Извинения я принимаю.
Теперь родительница кивает.
— Спасибо за это, Мирон.
Снова воцаряется тишина. Должна ли я что-то сказать? У меня совсем нет опыта в таких щекотливых разговорах. Мне жалко маму, ничего не могу с этим поделать. Но и говорить «ладно, проехали» не поворачивается язык. Слава богу, на выручку приходит мудрая Агриппина.
— Естественно, вы не кинетесь сейчас друг другу в объятья! — подводит она итог. — Я убедила Анну обратиться к психологу. Ей нужно, наконец, оставить прошлое позади.
— Если нужна финансовая помощь, я готов, — вставляет слово Мирон.
Я смотрю на него с благодарностью.
— Мама, — наконец, обретаю дар речи, — ты молодец, что решила пойти к специалисту. Надеюсь, ты, наконец, будешь чувствовать себя счастливой.
— Прости меня, дочка! — мама всхлипывает.
Ее как будто оставляет ступор, и пробиваются эмоции. Не выдерживаю, сажусь рядом и приобнимаю ее.
— У меня нет ненависти к тебе, мам. Хорошо, что ты признала мой выбор. Я люблю Мирона, и у нас все просто замечательно. Хочу, чтобы и ты радовалась жизни.
Мама кивает, плачет. Мирон тем временем обращается к Агриппине. Вроде бы он уже сообщал ей, что виделся с матерью на Севере.
— Рита ничего не сказала мне о прошлом. Только повторяла, что была молода и наивна.
Краем глаза вижу, как морщины у губ Агриппины становятся еще глубже.
— Прости, Мирон, но наивность — это не про твою биологическую мать! Скорее, это чувство испытывал твой отец, взрослый лоб. А матушка выдоила его по полной и исчезла. Начисто забыв про своего малыша! Я ведь знала твою бабушку, почему тебя и определили в наш интернат.
Да уж, раньше многое делалось по знакомству.