Астраханская земля тоже не лыком шита. Народ-то почти весь беглый здесь да гулящий. Знай наших, не отстает от общего настроения: волнуется, бурлит, противится царю московскому. Василий Шуйский не указ ей, не царь. Своих «царьков» с лихвой хватает: царевич Август, царевич Лаврентий, царевич Федор, царевич Клементий, царевич Савелий, царевич Семен, Василий, Мартынка, Гаврилка, Ерошинка. И все «сыновья» царя Федора Ивановича.
Еще вчера Иван Хворостинин сказывался сыном царя Иоанна Грозного, но подумал, пораскинул умом, да и отказался от царства. Сегодня сидел он на стрелецком дворе и думу думал, как бы стать ему полновластным правителем астраханских земель да власть свою удержать. «Ишь, сколь сынков-то царских развелось! – думал он. – Что-то Гаврилка лихую голову свою высоко поднимает. Надо бы усмирить его. Пошлю-ка его в поход вверх по Волге с кочевниками счеты свести, пыл свой охладить. А Савелий пусть при мне останется. Нельзя им вместе быть, неровен час забузят. На стрельцов надежи тоже нет – работный люд, низы. Любую голову под секиру готовы положить». Мысли воеводы нарушил тяжелый стук в дверь.
– Кто там? – снедовольничал Хворостинин.
В проеме увесистой дубовой двери вырос служилый человек.
– Батюшка-воевода! Только что наш человек прибыл из Москвы. Весть принес.
– Зови.
В воеводскую ввалился человек. От дорожной пыли синий его суконник казался грязно-серого цвета, а стертые сапоги едва не просили каши. Уставший от долгого утомительного пути человек едва держался на ногах.
– Недобрую весть принес я тебе, господин воевода, – переводя дух, выдохнул он. – Василий Шуйский на Астрахань войско боярина Шереметева направил. Со дня на день здесь будет.
Хворостинин вскинул на гонца встревоженный взор. Хоть и ждал он похода московского войска на непокорную Василию Шуйскому астраханскую землю и не врасплох застали его слова гонца, а все одно молнией пронзило сердце, не на шутку захолодело в груди.
Едва рассвет следующего дня окрасил молочной бледностью небо, а подтаявший утренний туман раздвинул горизонт, как с городских стен раздался голос сторожевого:
– Струги на реке!
Быстро разнеслась между караульными стрельцами весть, поселяя в сердцах тревогу, заставляя людей Ивана Хворостинина готовиться к обороне.
Никифоровский насад подходил к городским стенам Астрахани. Удачно продав на ярмарке товар, Аким возвращался в родной город в добром расположении духа. Однако оно быстро сменилось тревогой, как только еще издали заметил купец стрельцов, стоящих в каждом прогале зубцов крепостных стен. Да и на берегу было непривычно безлюдно.
– Кто такие? – неприветливо донеслось с пристани.
– Свои!
– Кто «свои»? Поворачивай!
– Аким Никифоров я – купец астраханский, домой пришел с ярмарки, – в надежде, что его узнают, терпеливо пояснял Никифоров береговым.
– Сказано, поворачивай! Приказ воеводы: никого не пускать!
Аким понял: спорить со стрельцами было бесполезно. Он отдал распоряжение кормщику развернуть судно и через Кутумовку идти к городским базарам.
Остроносые бусы, парусные лодчонки, другие мелкие и средние суденышки, груженные всяким товаром, ждали своей очереди на разгрузку. В видимом спокойствии и размеренности сквозили невидимое волнение и напряженность. Подойдя к Большим Исадам, Аким причалил свой насад борт о борт с груженной лесом баржой.
ebooksa