Ушедшие в никуда

Как только подрядился Афанасий каменщиком на строительство Успенского собора, так реже дома стал бывать. С зарей уходил, приходил затемно.

– Не вижу тебя совсем, Афанасий, – присаживаясь вечерами с мужем за стол, сетовала жена.

– Работаю я, Прасковея, – отвечал Афанасий, – владыка наш Сампсон быстро собор простроить хочет. День и ночь на стройке пропадает, все показывает, где какие изгибы, где какие вензеля сработать надобно. Дорофей Минеич его слушает, да и свое нам подсказывает. За работу, сама знаешь, платят немного, но нам с тобой какая-никакая деньга тоже не помешает. Пора и Никите со мной работать. Пятнадцатый год уж парню. Нечего задарма родительский хлеб есть.

Афанасий искоса глянул на жену, придвинулся к ней.

– А складна ты у меня, лепа, – шепнул он на ухо Прасковеино, и завитки его кудрявой бороды накрыли женино ухо. – Ох, защекочу!

Жена притворно отстранилась, потом ласково огладила густую мужнину бороду.

– А щекочи, – игриво повела глазами. – Мужик без бороды, что река без воды!

Густые весенние сумерки накрыли землю. За окнами слышался монотонный лай брехливой собаки да нестройное пение неспешно бредущих по ухабистой дороге подвыпивших мужичков. Вечерний воздух благоухал ароматом распустившихся вишен. По улице прокатилась повозка. Подняв за собой клубы пыли, она остановилась около дома Афанасия. Прасковея выглянула в окно:

– К нам.

В дверь постучали. Прасковея пошла открывать. В проеме двери показалась громадная тучная фигура купца Потапова. Промышлял он на астраханской земле ускончакской солью. Промыслы свои имел. Не ровня был ему Афанасий Прохоров. Знать, важное дело привело его к безродному каменщику в дом.

– Сами Михайло Иваныч к нам пожаловали! – расшаркивался перед знатным гостем Афанасий. – За что честь такая?

– Проходите к столу, – засуетилась Прасковея, – отведайте блинцов горячих с икоркой.

Купец отказываться не стал. Сел к столу.

– Афанасий Кузьмич, дорогой, – начал разговор Потапов. – Дело меня к тебе привело. Уж больно ты каменщик ладный. Вон какой дом мне построил. До сих пор народ дивится кладке твоей. Теперь думаю во дворе терем поставить. Хочу, чтоб высокий был терем да узорный. Так как, не откажешь мне?

– Я бы рад, Михайло Иваныч, – отвечал купцу Афанасий, – да только занят я нынче на Успенском соборе у Дорофея Мякишева с утра до ночи.

– Заплачу тебе хорошо, – не отступал купец. – Уж не откажи.

– Ну, коль просишь, не откажу, – уважил купца Афанасий, но скорой работы не обещал, а в промежутке меж работными днями на соборе. А сам поразмыслил, что работа вдвое быстрее пойдет, коль Никита с ним вместе будет – отцу подмога, а парню навык.

Погода на дворе стояла почти летняя. Солнце посылало людям еще не жгучие, но уже жаркие лучи. Вымощенное кирпичом большое и чистое подворье Михайлы Потапова защищали от солнечных лучей раскидистые кроны акаций. Прямо на кирпичной дорожке лениво растянулся большой рыжий кот. Он нехотя наблюдал за игриво щебечущей в двух шагах от него стайкой беззаботных воробьев. В клумбе перед домом возился садовник.

Работа на тереме Потапова с первых кирпичей пошла ладно да споро. С легкой душой работал Афанасий – сын рядом. Глядел, как Никита кирпичи клал, подсказывал, как сподручнее сработать тот или иной прием, поправлял, если что не так выходило, но наружных стен парню пока не доверял. Сам клал, чтобы узор выложить ровно да бороздки между кирпичей не скосить. А Никита впитывал отцовские указания, сноровку набивал. Некогда ему по сторонам глазеть, искусством каменным любопытно овладевать.

– Никита, спустись, принеси воды напиться, – попросил сына Афанасий.